Читаем Донбасский декамерон полностью

Но главное, конечно, не в отношении великого титана духа к религиозным обрядам. Основным содержание его жизни была, как это ни пафосно звучит, любовь к народу, ко все трем русским народам – великорусскому, малорусскому, белорусскому.

Недаром же Виссарион Белинский писал о нем: «К особенностям его любви к Руси принадлежит то, что он любит ее в корню, в самом стержне, основании ее, ибо он любит простого русского человека, на обиходном языке нашем называемого крестьянином и мужиком. Как хорошо он знает его натуру! Он умеет мыслить его головою, видеть его глазами, говорить его языком».

Ему вторит великий земляк и друг Владимира Ивановича Даля Николай Васильевич Гоголь:

«Каждая его строчка меня учит и вразумляет, придвигая ближе к познанию русского быта и нашей народной жизни».

Казак Луганский ушел из жизни 22 сентября 1872 года в возрасте почти семидесяти одного года и похоронен на Ваганьковском кладбище Москвы рядом с женой.

Эпитафией на его памятнике очень хорошо послужили бы слова еще одного русского гения – Ивана Тургенева:

«Итак, мой бывший начальник по Министерству внутренних дел Владимир Иванович Даль приказал долго жить. Он оставил за собою след: “Толковый словарь” и мог сказать: “Exegi monumentum”. Но на кресте, воздвигнутом на его могиле, старославянской вязью написано просто: “Владимир Иванович Даль”».

* * *

– Слушайте, – Донна поднялась и начала нервно расхаживать по залу, – числить Даля за Донбассом, конечно, очень почетно и лестно, но в том же Николаеве он прожил куда больше. И положа руку на сердце, – не прими он на себя красивое звание «Казака Луганского», – разве стали бы мы так часто поминать его в связи с его местом рождения?

– Резонно, – Панас наклонил голову в знак согласия, – но разве не такова и вся Новороссия, весь Юг России. Это ведь очень донецкая поговорка, что коренными в Донбассе могут быть только зубы.

– А я слыхал ее в Севастополе, – буркнул Палыч.

– Я ж и говорю, вся Новороссия такова. Вы, Палыч, кстати, образцовый в этом плане новоросс, судя по вашей биографии. А возьмите хоть известного некогда штангиста Юрия Власова.

– А разве что? – вскинулась Донна.

– Да то, что в паспорте у него стояло: место рождения город Макеевка Сталинской области. Мама проездом родила.

– Как это проездом? – не поняла Донна.

– Я расскажу.

История об интеллигентном русском богатыре родом из Донбасса

Юрий Петрович Власов, великий советский русский спортсмен, рожденный под сенью домен и мартенов донбасского города Макеевка.

Власов был настоящей иконой поколения шестидесятников, искавших в обновленных лицах эпохи подтверждение своим убеждениям, начавшим расходиться с убеждениями отцов прежде всего экзистенциально – в понимании и принятии советского существования уже не только через оружейный прицел. Недаром термин «мягкая сила» был изобретен именно в ту эпоху, а сам штангист Власов писал рассказы в «Юность».

В отличие от многих знаменитых спортсменов 50–60 годов Власов был, как говорят англичане, «подращенный газон» – он вырос в семье известного востоковеда и разведчика Петра Власова, большую часть своей жизни проведшего под псевдонимом Владимиров. И кстати, порт стал для Юрия Власова не возможностью применить природный талант и выбиться в люди, а продолжением воспитательной системы отца.

Мы, конечно, не можем утверждать точно, но «восточинка», «китаизм» и где-то даже «даосизм» проглядывают во многих этических взглядах Власова, которые он начал распространять, как только стал кумиром советской молодежи.

А произошло это на Олимпийских играх в Риме в 1960 году.

Надо сказать, что до этого Власов, который начал заниматься тяжелой атлетикой довольно поздно (как, кстати, и другие члены знаменитой советской тройки штангистов – Жаботинский и Алексеев) не показывал ровных результатов на международной арене. Более того, он несколько раз уступал более возрастным спортсменам из США, например Норберту Шемански. Но в Советском Союзе он был монополистом по рекордам с 1959 по 1964 год.

В Риме Власов замахнулся на достижения безусловного в то время кумира всех штангистов мира – американца Пола Андерсона. Спортивный мир с изумлением наблюдал, как этот русский интеллигентного вида атлет без чрезмерного напряжения шаг за шагом идет к золотой медали в троеборье, в котором он выдал в итоге 537,5 кг – абсолютный мировой рекорд.

Но мало того! Были биты феноменальные достижения Андерсона – официальное (512,5 кг) и неофициальное (533 кг), – показанные в 1956 году. Американец был низвержен с трона, в мир тяжелой атлетики пришел новый кумир. В Союзе он подвинул знаменитого Леонида Жаботинского.

Надо сказать, что в противоборстве двух великих советских спортсменов просматривалась кроме спортивной и некая социальная напряженность.

Несомненно, что в «простом народе», так сказать, в массах, Жаботинский имел больше поклонников, но среди людей с высшим образованием, особенно в богемной среде, однозначным лидером симпатий был Власов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее