Читаем Донбасский декамерон полностью

Как уже было сказано, для диссидентствующих шестидесятников этот богатырь в очках был иконой. Подтверждением того, что сила мышц может сочетаться с силой ума.

Власов писал рассказы и повести. Журналы, и прежде всего фрондирующая в рамках дозволенного «Юность», с удовольствием их печатали. Надо сказать, что беллетристика Юрию Петровичу удавалась не очень. Показательна знаменитая его повесть «Катавасия», напечатанная как раз в «Юности» – рубленая фраза, нарочитая игра довольно избитыми образами, скучная метафора – автор выжимал максимум своего интеллектуального багажа.

Вот характерная цитата из «Катавасии»: «Взял журнал с портретом Хемингуэя на обложке. Лицо у бородатого человека было доброе… Он долго смотрел в эти глаза… Под ворохом измятых галстуков заметил Библию. Эту обязательную принадлежность всех “порядочных” гостиниц западного мира… Кого здесь утешала и кого оправдывала эта равнодушная толстая книга?»

Однако для советского человека это было внове. Это было дико интересно.

Кстати сказать, спортсменов, самостоятельно писавших книги, вообще можно по пальцам руки пересчитать. Власов – один из первых.

Думается, он сам осознавал ограниченность своей прозы, поэтому, уйдя на спортивную пенсию и обратившись к литературному труду, он выдавал «на-гора» все больше документалистику. А в 90‑е известность ему принесла публицистика.

После побед Власова в Риме он стал несомненным фаворитом на следующей Олимпиаде – Токио-64.

Но там его ждал неприятный сюрприз от товарища по команде Леонида Жаботинского. Они столкнулись лбами в финальном сражении за олимпийское золото. И Жаботинский переиграл Власова тактически, спровоцировав его на неподъемные рекорды. Две неудачи Власова – и Жаботинский обходит его в решительной третьей попытке, становясь олимпийским чемпионом.

Как написала одна из японских газет, «два сильнейших человека России – Никита Хрущев и Юрий Власов – пали почти в один день» (соревнования в тяжелом весе состоялись 18 октября, через 4 дня после снятия Хрущева).

Власов болезненно переживал неудачу. Практически сразу после Олимпиады он прекратил систематические тренировки. Он решил завязать с большим спортом, как иногда завязывают с большим бизнесом добившиеся в своей сфере высших отметок деловые люди.

Правда, через два года он, движимый желанием заработать денег для семьи, вернулся в спорт и даже поставил в 1967 году очередной рекорд. Но иные миры манили его, иные задачи жизни рисовались в его воображении. И в 1968‑м он ушел совсем.

Тем самым, кстати, показал, что спортивная борьба для него только этап в жизни, только одна его сторона, вызвав очередной шквал восторга со стороны шестидесятников. Но уже, конечно, и само шестидесятничество шло на закат, и образ интеллектуала со стальными мышцами померк в общественном сознании.

Профессиональный спорт властно прокладывал себе дорогу в жадном на государственные рекорды брежневизме. Спортсмен-любитель, что бы там ни утверждала тогдашняя пропаганда, уходил в тень. И Власов был не нужен в своих очочках и с книжкой в канун тренировки.

И все же сделанное им для культуры спорта догнало его двадцать лет спустя.

В 1988 году в Москву на съемки фильма «Красная жара» приехал Арнольд Шварценеггер. Он пожелал встретиться с кумирами своего отрочества – Юрием Власовым и Леонидом Жаботинским. Власов в книге «Справедливость силы» вспоминал, что был несколько смущен тем пиететом, который Арнольд выказывал своему кумиру.

Сам Юрий Петрович подзабыл к тому времени, что в сентябре 1961 года, во время чемпионата мира в Вене, один из австрийских тяжелоатлетов привел к Власову в раздевалку худого, нескладного подростка. Советский чемпион пожелал Арни быть сильным, а для этого очень много работать, сила сама не приходит, победы любят дерзких и упорных и сказал: «Генетически вы вряд ли вытянете штангу, займитесь бодибилдингом».

По словам Арнольда, выступление Власова на том чемпионате перевернуло его, заставило яростно вгрызться в тренировки. Не щадя себя, Шварценеггер добился мирового признания в бодибилдинге, стал величайшим культуристом мира, семь раз завоевывал титул «Мистер Олимпия». Такая вот связь времен и поколений, сила примера в спорте.

Литература, публицистика, завладели Юрием Власовым в начале семидесятых. Особенно после того, как власти предложили ему освоить наследство отца-разведчика, хранившееся в архивах КГБ. Много позже сам Власов вспоминал о том, как ему предложили написать книгу отца – за отца.

«В 1968 г. я был приглашен в ЦК КПСС для работы над архивными документами своего отца Петра Парфеновича Владимирова – военного разведчика, возглавлявшего нашу группу, работавшую в Янъани с мая 1942 г. В ЦК мне сообщили, что в связи с обострением отношений с Китаем Секретариат ЦК предполагает издание книги, в основу которой лягут рассекреченные данные спецслужб и радиограммы отца, поступавшие из Китая, и мне предлагалось эту книгу написать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее