Донбасский декамерон

– Отлично поживает, – ответствовал Андреев, он мог позволить себе теперь немного и поблагодушествовать, – замечательно молодеет “старый Юз” и готовится встретить свое 75‑летие!»

Помнят его, так много сделавшего для металлургии края, и в Донбассе. Зайдя в один из центральных залов Донецкого республиканского художественного музея, можно обнаружить большой портрет Ивана Бардина работы Александра Лактионова («Письмо с фронта»). Он написал его в 1952 году, когда 79‑летний Бардин уже перешел в возраст патриархов. Умудренный опытом и битый жизнью человек сидит в кресле в полутьме и слегка лукаво смотрит на посетителей музея. Кажется, ему снова хочется узнать, как там все-таки «старый Юз»? Но на этот раз ответить нам ему нечего. Пока нечего.

* * *

– Господи, друзья, но когда же, когда, – я уже дождаться не могу, – кто-то из вас расскажет что-нибудь о Хрущеве, – патетически воскликнул Панас.

– В Донбассе к нему неоднозначно относятся, – нахмурилась Донна.

– Понимаю, – ответил Панас, – но ведь человек столько лет был, по сути, самым известным донбассовцем в мире!

– Что ж, – ответствовала Донна. – вы хочете песен? Их есть у меня!

История о самодуре в «антисемитке»

14 октября 1964 года случилось немыслимое в Стране Советов: тихо и почти мирно, без эксцессов и даже тюремного заключения со своего поста был смещен первый человек страны – Никита Сергеевич Хрущев.

Самый известный в мире донбассовец прозевал оппозицию в своем ближайшем окружении. Ведь это не просто пленум ЦК КПСС, спешно собранный заговорщиками с Леонидом Брежневым во главе, освободил его, спокойно почивавшего от дел державных в Пицунде, от должности первого секретаря ЦК КПСС «по состоянию здоровья», а люди, которых он считал соратниками, люди, которые шли с ним по дороге антисталинизма с середины пятидесятых годов. Они сделали все, чтобы остановить вал знаменитого хрущевского волюнтаризма.

Центральный комитет партии, а в первую голову самая его верхушка, пришли к мнению, что пора спасать от этого волюнтаризма и международный имидж страны, и ее экономику, армию, науку. На следующий день указом Президиума Верховного Совета СССР Никита Хрущев был освобожден и от должности главы советского правительства.

Были ли у Хрущева большие заслуги перед страной? Ну, кроме десталинизации, которая в его исполнении помимо процесса реабилитации невинно осужденных, запустила процесс уничижения новейшей истории страны, снизив пафос героики даже военных лет. Пожалуй, чисто управленческих – нет. Единственное, что можно смело записывать в его актив, – это отдельные шаги на международной арене, которые по сегодняшним травоядным временам кажутся скандально смелыми. Но в то время, когда еще не забылись безмерные тяготы Великой Отечественной, болели раны еще молодых ветеранов, люди умели мужественно смотреть в будущее. И ракетный ультиматум, который Хрущев от имени своего правительства выставил Франции с Великобританией, вторгшийся в 1956 году в Египет, был воспринят как однозначно правильный, более того – единственно верный и возможный шаг руководства СССР.

Правда, считается, что хрущевский демарш с ракетами на Кубе мог привести к атомной катастрофе. Но не стоит забывать, что закоперщиками в гонке вооружений, как всегда в современной истории человечества, были американские империалисты.

Вообще, Хрущеву, как и всякому русскому, видимо, были неинтересны мелкие, повседневные проблемы. Ему было тесно в рамках рутинной работы, составляющей, в общем-то, суть деятельности и жизни государственного мужа такого масштаба.

Кажется, вполне уместным будет привести здесь одну оценку его личности и дел. Ее дал выдающийся советский кинорежиссер Михаил Ромм, знавший Хрущева очень хорошо:

«Что-то было в нем очень человечное и даже приятное. Например, если бы он не был руководителем такой громадной страны и такой могущественной партии, то как собутыльник он был бы просто блестящий человек. Но вот в качестве хозяина страны он был, пожалуй, чересчур широк. Эдак, пожалуй, ведь и разорить целую Россию можно.

В какой-то момент отказали у него все тормоза, все решительно. Такая у него свобода наступила, такое отсутствие каких бы то ни было стеснений, что, очевидно, это состояние стало опасным – опасным для всего человечества, вероятно, уж больно свободен был Хрущев».

Это высказывание Михаила Ильича легко и просто сопрягается с определением русской свободы как воли, никем и ничем не ограничиваемой, высказанным в свое время философом Николаем Бердяевым. Налицо просто все признаки: космичность целей, простор действий, чисто народная, можно сказать, сельская, нетерпимость к возражениям и преградам, купеческая готовность жечь самые крупные купюры, прикуривая сигары, а то и вовсе для куража.