Донбасский декамерон

Впрочем, не будем по-хрущевски впадать в крайности. Нельзя сказать, что реформа не назрела вообще. Процесс реорганизации русского словаря, начавшийся еще в 60‑х годах XIX столетия, прошел несколько ступеней. Первая – 1917 год, слом старой орфографии, отказ в 1918 году от большого слоя архаичных слов и выражений, многие из которых, впрочем, выжили в недрах языка.

С 1951 по 1955 год академические и учебные заведения провели грандиозную работу по очищению русского языка как от архаики, так и от «новояза». В обоих случаях ученые-филологи и педагоги действовали предельно тактично. Потому что и по сей день можно спорить, как лучше для нас, носителей языка, говорить и писать: «итти» или «идти» – в ходу были обе нормы. В некоторых случаях приходилось идти на поводу у правила «как слышится, так и пишется», которым активно пользуются большинство славянских языков, и в первую очередь – словацкий, белорусский, украинский.

Русский язык – большой и сложный, в нем ничего нельзя делать волюнтаристским способом. Поэтому в пятидесятых все изменения много лет обсуждали сначала внутри ученых сообществ, потом на страницах газет и журналов. Хрущев свою реформу языка решил провести наскоком – так он любил, другого не понимал.

В чем была суть реформы?

Работа по созданию свода современного русского языка в пятидесятых завершилась логично – в СССР начал выходить «Орфографический словарь русского языка с приложением правил орфографии» (первое издание 1956 года) на 100 тысяч слов под редакцией Сергея Ожегова и Абрама Шапиро. Словарь, понятно, постоянно корректировался. Тем более что, создав первую в мире АЭС, спутники и пилотируемые космические аппараты, самые передовые по тем временам компьютеры, СССР дал толчок значительному изменению терминологической базы русского языка.

Реформу 1964 года можно было провести так же, как и мероприятия 1951–1956 годов. Тогда, возможно, мы сегодня знали бы иные правила правописания. Новаций и предложений в общем-то было не так и много. В самом общем виде их можно свести к таким основным:

– Оставить один разделительный знак ь: вьюга, адьютант, обьем.

– После ц писать всегда и: цирк, циган, огурци.

– После ж, ч, ш, щ, ц писать под ударением о, без ударения – е: жолтый, желтеть.

– После ж, ш, ч, щ не писать ь: настеж, слышиш, ноч, вещ.

– Отменить двойные согласные в иноязычных словах: тенис, корозия.

– Упростить написание н – нн в причастиях.

– Сочетания с пол– писать всегда через дефис.

– Изъять исключения и писать впредь: жури, брошура, парашут; заенька, паенька, баеньки; достоен, заец, заечий; деревяный, оловяный, стекляный.

* * *

– Однако, – вставил озадаченный Панас добавил почему-то на украинском: «Цэ – жах, цэ – дыкунство!»

– Просто екнутый, – выдал со своего места Палыч.

– Слушайте дальше, – учительским тоном прервала их Донна.

* * *

Обсуждение на страницах филологических и педагогических журналов начали загодя – в 1962 году. К делу привлекли не только теоретиков, но и практиков языка – писателей Твардовского, Леонова, Чуковского и ряд других. Трудно сказать, как все пошло бы, но Хрущев закусил удила – он не любил ждать, результат нужен был «еще вчера». К комиссии по реформе языка он приставил надсмотрщика от Коммунистической партии Ивана Протченко. При таком подходе и автор реформы Михаил Панов, и руководитель орфографической комиссии, директор Института русского языка АН СССР Виктор Виноградов оказались заложниками пресловутого плана, который, как вы понимаете, при работе с живым языком просто немыслим.

По инициативе Протченко (за которым стоял сам Хрущев) на головы ничего не подозревающих граждан обрушили новые предложения. Народ, который в массе своей консервативен, был недоволен, и в Москву хлынула лавина недовольства с мест. Была создана еще одна комиссия – разбираться с жалобами и предложениями, критическими замечаниями граждан. Живая работа увязла в болоте бюрократической рутины.

Реформу похоронили в декабре 1964 года. Ряд секций орфографической комиссии работал до 1970 года, но это уже детали. Проект рухнул вместе с прожектером Хрущевым, который был снят со всех своих постов и отправлен на пенсию в октябре 1964 года. Наступил брежневский «застой» – Леонид Ильич не любил резких телодвижений, поэтому язык решили не трогать: мол, лучшее – враг хорошего.

Быть другим у него не было шансов.

Оценивая эту историю с наших современных позиций, нельзя не увидеть в той реформе ряд полезных положений, которые бы облегчили язык, сделали его изучение более доступным прежде всего тем, для кого он не был родным. Для империи – очень важное дело. Английский вон в свое время для этого от системы падежей отказался.