В возможность именно единовременного, синхронного выполнения таких подземных работ не верил никто в мире. Более того, еще и три года спустя после этого за границей находились люди, не верящие тому, что такую сложную и серьезную машину создал советский шахтер, который даже не был дипломированным инженером.
Тем не менее в конце августа 1932 года в шахту «Альберт» (старая шахта в Первомайске того времени) был помещен первый в мире угольный комбайн конструкции Бахмутского. Назывался он Б-1 и собран был за несколько месяцев энтузиастами механических мастерских тут же, в Первомайске. Он с ходу показал неслыханную производительность 20 т в час – в три раза больше, чем давал рабочий в лаве до того.
Показательно, что Бахмутский, при всех своих достоинствах, был не одинок в своих изобретательских усилиях не только в Донбассе, но и на родном предприятии. Буквально вслед за испытанием Б-1 в этом же тресте «Кадиевуголь» механики Яцких и Роменко предложили свою конструкцию – их комбайн назывался ЯР-1, и тоже был одобрен всесоюзной комиссией после испытаний.
А в самой Кадиевке спешили закрепить успех местного начинания.
В сентябре того же года Кадиевский горком партии рассмотрел информацию об испытаниях Б-1 и принял решение всеми силами помочь поскорее пустить такие машины в забои.
«Придавая огромное значение этому новому механизму в горном деле, обещающему большое будущее в деле социалистической механизации Донбасса, горпартком считает необходимым: поручить тресту “Кадиевуголь” поставить перед Наркомтяжпромом вопрос о выпуске первой серии комбайнов для развернутого применения их в нескольких шахтах».
Через несколько дней технический совет треста «Кадиевуголь» заслушал отчет Бахмутского. И здесь было отмечено, что проблема создания комбинированной машины, позволяющей одновременно производить зарубку, отбойку и навалку угля, с изобретением Бахмутского «принципиально и практически решена».
Первые пять штук угольных комбайнов, выпущенных в серию Горловским заводом им. Кирова, назывались «тип Б-6—39». До самой войны они отлично показывали себя на нескольких шахтах Донецкого бассейна.
Сам изобретатель, словно не замечая свалившейся на него славы, продолжал трудиться над новыми идеями. За семь лет он вместе со своими единомышленниками успел создать еще шесть моделей комбайна, конструктивные решения которых, к слову сказать, нашли применение во многих типах советских машин (например, «Донбасс» и «Горняк»).
Слава скромного кадиевского механика не померкла даже на фоне знаменитого земляка с шахты «Ирмино» Алексея Стаханова, который, между прочим, тоже освоил позже работу на комбайне Бахмутского. В январе 1939 года в числе первых горных инженеров страны Алексей Иванович Бахмутский был награжден орденом Ленина.
Гибель его была нелепой и как-то по-производственному неправильной.
Случилось все 24 сентября 1939 года. Бахмутский производил наладку своего нового комбайна С-24 под землей. Второпях нарушил технику безопасности – сам полез что-то там исправлять под ножи машины. Оттуда крикнул рабочему-ассистенту, чтобы подал инструмент. А тот не расслышал и завел комбайн.
Машина отрезала своему создателю руку. Пока подняли на поверхность, он потерял чересчур много крови и через сутки скончался.
– Экий блокбастер! – Палыч, похоже, уже был навеселе.
– А у вас что? – поинтересовался Панас.
– Словно захудалый попик, я придумал вам байопик, ха-ха-ха!
– Не могу сказать, что я в восторге, но валяйте ваш байопик.
– И снова-таки Донбасс, – выкрикнул Палыч.
Он глядел на Палыча, который покачивался в кресле-качалке и казался похожим на толстого взводного, у которого Палыч служил в начале войны. Как же там был его позывной? – Микки? Он пропал без вести при совершенно зверском ночном обстреле. И вот ожил. Палыч махнул рукой:
– Щас, Микки, щас, дорогой, потерпи.
Донецкие краеведы отлично знают здание старинной юзовской гостиницы «Великобритания», в истории русской литературы оставшейся благодаря известному одноименному рассказу Константина Паустовского. Вписан этот скромный отель и в историю русской металлургии.
Отец советского нон-фикшн Александр Бек смачно описал, как 23 сентября 1913 года в «Великобритании» отмечал свой день рождения и прощание с Юзовкой сам Михаил Константинович Курако.
35‑летний инженер-самоучка, не имеющий диплома, но имеющий славу первого русского доменщика, он в тот день прощался не только с Юзовским металлургическим заводом, отмечал не только грядущее вступление в должность начальника доменного цеха на соперничавшем с Юзовским Петровским (Енакиевским) металлургическом заводе, нет, он прощался с юностью, молодостью, первой частью своей жизни, в которой состоялось его становление как главного авторитета в доменном деле не только в России, но и в сопредельных странах.
Гулянке предшествовало скандальное событие, которое отчасти и заставило Михаила Константиновича покинуть Юзовку, где он вырастил целую плеяду молодых инженеров и техников доменного цеха.