Читаем Донбасский декамерон полностью

Ночью, наблюдая за розливом чугуна в изложницы, дежурный доменный инженер Иван Бардин (будущее светило советской металлургии, строитель «Магнитки») стал свидетелем безобразной сцены – славящийся в заводе своей силой и жестокостью сменный мастер-немец ударил за мелкую провинность русского рабочего с такой силой, что выбил ему зубы.

Обычно невероятно хладнокровный Бардин, не помня себя, подскочил к немцу. Будучи сам огромного росту, крестьянский сын Иван схватил фрица за шиворот и готов был сбросить его в ковш с раскаленным жидким чугуном. В последнюю секунду от душегубства спас его другой инженер-доменщик, горячий грузинский парень Георгий Николадзе (великий ученый-геометр, ставший в тридцатые годы еще и «родителем» советского альпинизма).

Свидетелей было много, дело дошло до управляющего заводом Адама Свицына (первый русский директор этого предприятия). Курако пытался выгораживать своих подопечных. Но все, что удалось сделать, – за большие откупные уговорить немца отказаться от претензий, а Бардина и Николадзе забрать с собой в Енакиево.

Все это и «обмывалось». Поводов для пьянки хватало. Выпив все шампанское в буфете «Великобритании», перешли через дорогу в трактир. Опустошив его запасы, пошли в следующий. В общем, долго помнили в Юзовке проводы Курако.

Он родился в зажиточной дворянской семье. Отец его был полковником и ветераном Обороны Севастополя. Дед – отставной генерал и типичный помещик-самодур – тип, неоднократно выведенный в русской литературе. Отец в отставке с головой ушел в железнодорожные спекуляции, мать большого влияния на сына, растущего в белорусской глубинке, не имела.

С раннего детства его компанией были крестьянские дети. Это пригодилось ему потом в жизни. Поэтому он чувствовал себя среди рабочих естественней и сочувствовал их нуждам куда больше, чем нуждам своего класса.

В 17 лет Михаила Курако отдали в Полоцкое кадетское училище. После первой же порки свободолюбивый юноша решил бежать. Но не в отеческий же дом!

Подбив сына своей кормилицы Максименко податься на юг, будущее светило доменной науки формулировал свои посулы так: там из нашего села многие работают, хорошую деньгу зарабатывают. Авось и мы прорвемся. И понеслось колесо Фортуны.

Юноши приехали в Екатеринослав осенью 1890 года. Толпы голодных крестьян, так называемых откупов из Орловской, Тамбовской, Смоленской, Могилевской и Витебской губерний, осаждали ворота построенного всего за три года до этого Брянцевского завода.

Найти постоянную работу было непросто. Брали ее с бою ватаги босяков, объединенных общим интересом или происхождением. Так называемые тигры. В ход шли плечи и кулаки, конкурентов оттесняли безжалостно. Щуплый, но жилистый, выносливый, волевой Михаил очень скоро возглавил одну их таких «тигриных» артелей.

Но что это была за работа! Подряжались «тигры» в основном работать «каталями» – так называли рабочих, таскавших по специальным подъемам к колошникам доменной печи специальную вагонетку с рудой. Называлась она «козой» и вмещала от 600 до 900 кг концентрата. Потолкай-ка такую целый день груженую.

Кстати, позже на эту аховую работенку наймется известный анархист и чекист, адъютант Батьки Махно юзовский еврей Левка Задов – человек былинного росту и силищи неимоверной.

Через два года Михаила нашел отец. Старик в шинели с крестами за Севастополь приехал умолять сына вернуться домой.

– Ехали б вы, папаша, – сказал ему Михаил, хмуро поглядывая в сторону удивленно разглядывающих барина приятелей, – незачем вам тут, люди не поймут.

Такой вот вышел у генеральского внука, полковничьего сына, дворянина Могилевской губернии, вероисповедания католического, как сказали бы сегодня, «дауншифтинг».

Впрочем, продолжался он недолго. Очень быстро схватывающий знания на лету паренек прикипел сердцем к чудесному видению извлечения металла из доменной печи. За год выучился на помощника горнового, потом на горнового, и начал удивлять доменщиков Юга России своими способностями и умениями. А еще огромным количеством рационализаторских предложений и изобретений. Благо в те годы доменное производство находилось в процессе становления.

Перепробовав работу на всех Екатеринославских заводах, Михаил Курако подался в Донбасс, где предприятий было больше, технологии разнообразнее, а человеку, влюбленному в металл, работы было невпроворот.

У него к тому времени сложился и свой круг интересов, и все они крутились вокруг доменного дела. «Танцевать от доменной печи» призывал он своих учеников уже в Юзовке и Енакиево. И это было искреннее чувство. Оно привело его для начала к американцам.

Братья Кеннеди построили в Мариуполе, на самом берегу моря огромный завод общества «Русский Провиданс». Он стал основанием ныне знаменитого металлургического комбината им. Ильича.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее