Читаем Донбасский декамерон полностью

Палыч собирался уже взять третий кофе. И с вожделением осматривал на початую бутылку виски Донны, представляя, каким может быть его вкус, смешанный с горячим раствором кофейных зерен. И тут в комнату не вплыла величественно и просто, как она делала это в два предыдущие дня, а вошла, чуть не вбежала, Донна.

– Палыч! Если хотите – плесните себе в кофе мой виски, и мне, si no es difícil, то же самое сделайте, как себе, в общем.

– Habla usted Español?

– Un poco. Не удивляйтесь, у меня много талантов. Хорошо, нам надо объясниться накоротке.

– Панаса ждать не станем? – Палыч уже понимал, что опять и опять, в который и который раз подступает то, что покойный Равилька называл «сменой декораций».

– Да куда он денется, – отмахнулась женщина, – без успешного завершения этой миссии он не сможет заниматься ничем, кроме сидения в изоляторе для националистов-рецидивистов. Но вот прямо сейчас. Пока его нет. Я хочу доверить вам одну вещь. Не спрашивайте ничего, но, прошу вас, примите это серьезно: с Панасом надо держать ухо востро. Совсем скоро, думаю, он себя проявит.

– Я смогу вам поверить. Если вы мне скажете, кто вы такая?

– Тут все просто – «СМЕРШ 2.0». Старший контроллер по Югу России.

– И не Донна?

– И не Донна. Хотя можете звать меня этим дурацким псевдонимом.

– Хорошо. Что делаем дальше?

– Как что – Декамерон наш донбасский уже надоел? – Читаем дальше, товарищ, не расслабляемся. Когда надо будет сменить пластинку – я «маякну».

Дверь неслышно отворилась и в проеме возник Панас. Он широко улыбался:

– Бойтесь данайцев, дары приносящих.

– Это вы о чем? – синхронно спросили Донна и Палыч.

– О подарках, мои противоречивые собеседники. Вот, послушайте. Слушайте, слушайте. Ведь для этого мы здесь.

История о самых известных донбасских подарках Москве

Начнем с самого известного, с кремлевских звезд. В тридцатых годах вместо царских двуглавых орлов было решено на шпили кремлевских башен установить звезды. Сначала их сделали просто из уральских самоцветов, которым позже на смену, в духе прогресса, пришло специальное рубиновое стекло. Проект предусматривал их подсветку мощнейшими электролампами в 5000–6000 ватт. А это значит, что стекло должно быть небывалой крепости. Где взять такое?

Для инженеров того времени ответ был очевиден – в Светлограде. Так иногда неформально именовали город Константиновку в 60 километрах на север от Сталино (прежнее название Донецка). Там еще до революции был создан, как сказали бы сегодня, кластер стекольной промышленности. При советской власти он был развит невероятно. И вот на заводе, который чуть позже стал называться «Автостекло», было сварено такое непростое стекло. Добавим, раз уж речь зашла об этом, что на «Автостекле» в советскую эпоху изготавливали каждое третье триплексное стекло для подводных лодок, танков и бронетранспортеров. Треть последних, к слову сказать, была построена в Жданове (так назывался Мариуполь), на «Ждановтяжмаше».

Так что, первые красные звезды сияли с башен Кремля константиновским светом. В годы Великой Отечественной они были значительно повреждены, и после войны их стали менять на сделанные в близком к Москве Клину.

Не так просто уйти в Кремле от Константиновки. Потому что номер два в нашем рейтинге тоже сделан в этом городе химиков, имевшем ранее неблагополучную экологическую репутацию. В год там выпадало из атмосферы до 19 кг свинца. В Европе он занимает второе место по загрязненности почвы. До сих пор, несмотря на то что уникальные заводы Украина благополучно угробила.

Так вот, кроме кремлевских звезд константиновские мастера трижды изготавливали сапфировые саркофаги для Мавзолея Владимира Ильича Ленина. В 1938, 1960 и 1972 годах. Каждый раз делали новый, потому что ученые-оптики улучшали качество зрительной функции саркофага.

Вдогонку к саркофагу Мавзолея добавим и гигантские стекла для Кремлевского дворца съездов, для перевозки которых из Донбасса в Москву строили спецавтомобили с огромными негабаритными платформами.

Крымский мост – наверное, самый популярный и известный из московских. Чего только с ним не связано – от привязки ориентиров на Выставочный зал Третьяковки и парка Горького до громких автомобильных аварий с участием мажоров.

А если серьезно, то этот шедевр инженерной мысли имеет множество преференций перед собратьями в Европе и мире. Первое, что приходит в голову – это самый стальной мост в мире, ни в одном из других доля использования стали не доходит до таких параметров – тонна на квадратный метр.

Сделан был мост в донбасском городе Краматорск, который с тридцатых годов слыл одним из главнейших центров советского машиностроения. На здешних гигантах, главным из которых является Новокраматорский машиностроительный завод (НКМЗ), чего только не делали и делают до сих пор – от шагающих экскаваторов для всех угольных и рудных разрезов России и ближнего зарубежья до отдельных узлов ледоколов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее