Донесённое от обиженных

Он ждал - вот-вот позовут в заводоуправление... Сели ужинать, и было видно - Семён Кириллович не замечает, что ест: овсянку ли, селёдку, оладьи... Лицо трогала неопределённая, какая-то бессознательная улыбка, он переставал жевать, уголки рта приподнимались, точно человека тянуло зевнуть. Варвара Тихоновна, которой сегодня полегчало и она вышла в столовую, взглянула на него раз-другой и не сдержала дрожь руки - разлила чай с молоком.

Ночь подползала к окнам с ленцой; зажгли висячую лампу. Мужчины направились было в кабинет хозяина, но тут донеслось: в калитку входят люди.

48

Лабинцов щёлкнул пальцами, будто вспомнив, что нужная ему вещь находится в гостиной, и прошёл туда; тесть последовал за ним.

Опередив прислугу, которая хотела доложить, в комнате оказалась группа людей. Трое, с винтовками на ремне, в одинаковых солдатских шароварах из бязи, были, очевидно, рядовыми красноармейцами. В других фигурах хорунжий признал начальство.

Мужчина, в чьём выражении сквозила некоторая манерность, взял руку Лабинцова и, пожимая её обеими руками, глядя ему в глаза с какой-то заискивающей пытливостью, сказал:

– Принимайте по неотложному заданию...

Прокл Петрович подумал, что это - не кто иной, как тот самый предрика, чьё присутствие неизменно отмечало рассказы зятя. Зять между тем сказал проворному мужчине «здравствуйте» и повторил остальным.

– По заданию, говорите? Чьему? - спрашивал он пришельца без видимой приязни.

– Товарищи выполняют, - тот обернулся к двоим подошедшим.

Первый походил на сельского ухаря в недавнем прошлом, его легко было представить с баяном. Поношенное лицо, крупные губы напоминали как о поцелуях, так и о полной стопке, но сейчас человек хранил в облике холодную уравновешенность, за чем угадывались уважение и охота к службе. На нём хорошо сидел китель со споротыми погонами, линяло-зелёный, - вне сомнений, с чужого плеча. Второй комиссар, в пиджачной паре с выпущенным воротом рубахи, выглядел моложе; карман пиджака оттопыривал револьвер. Человек этот вошёл в комнату с застывшей высокомерно-язвительной полуулыбкой, будто непоколебимо зная, что ему встретятся лишь подвохи, лишь бесполезные попытки обмануть его.

Старший встал перед инженером:

– Предъявите всё золото, какое в доме.

Лабинцов чуть наклонил вперёд голову:

– То есть?

Комиссар молчал в пристально-враждебном ожидании, и Лабинцов, озабоченно достав из кармана носовой платок, обмахнул лицо стеснённо-округлым движением:

– Украшения жены? кольца? У меня - хронометр позолоченный...

Один из красноармейцев заговорил от двери:

– Ничего вашего не возьмут, Семён Кириллыч! Но пусть увидят, что у вас нет другого.

– Другого?! - воскликнул инженер, обратив гневное изумление на комиссара; затем повернулся к предрика: - Меня подозревают в... в присвоении?..

Чекист, что помоложе, окликнул сбоку:

– Добровольно не сдадите - вам же хуже!

– Да что за дичь! - Лабинцов взглядывал на одного-второго, третьего, говоря с суетливо-повышенной интонацией: будь он «то, с чем его путают», так «с самого начала поступал бы иначе», он «мог вообще не открывать рабочим о золоте...»

– Вилять умеете! - похвалил, подтрунивая, молодой; в лице читалось: «Кто ж из вас признается, пока не припечёшь? Удивил!»

Старший сказал, что они приступают к обыску...

Семён Кириллович казался больным, сейчас вставшим с постели: сухой нехороший румянец, шевелюра завидной гущины в беспорядке.

– Местная власть приняла ответственность? - спросил он председателя затравленно и угрожающе.

– Не из чего беспокоиться. Почему же я здесь? - сказав и отвернувшись, предрика шагнул к Байбарину, стоявшему в безмолвии: - Вы будете тесть Семёна Кирилловича?

Хорунжий, ощущая в себе и знобкое и горячащее, ответил:

– Абсолютно так!

– А ведь мы только это и знаем... - сказал председатель с подозрением и как бы сожалея, что вынужден подозревать, - только это. Нашего гражданина, - полуобернулся он к инженеру, - мы знаем досконально. А вас - совсем нет. Вы можете быть из бежавших помещиков.

Тоску, остро трепавшую Байбарина, перебивал зуд риска.

– Я принесу документы, которые всё категорически удостоверят, - сказал он, подаваясь ощупью в неизвестность: с надеждой отдалиться от известного другим и определяемого ими.

В это время Лабинцов воскликнул, адресуя душе местного актива:

– Завтра весь Баймак возмутится вашим произволом и пресмыкательством перед... - он оборвал фразу.

– Никакого вопроса не будет, и вы сами заберёте ваши слова обратно, - предрика так весь и отдался вниманию к Семёну Кирилловичу. - Если ничего не найдут, а мы за то поручились, - что же за неприятность? - разливался тёплый и рассудительный голос. - Вы так беспокоитесь, как будто что-то есть...

– Что вы сказали?!

– Пистолет не вздумайте вынуть, - произнёс предрика уже другим тоном, - сразу будет точка!

Инженер захлебнулся вздохом.

– Вы ворвались в мой дом, как... а я безоружен! - он порывисто, будто предлагая обыскать его, раскинул руки, но смутился и опустил.

Старший из комиссаров велел красноармейцам:

– Мебель сдвинуть!