Читаем Донецкое море. История одной семьи полностью

Они ели мороженое и дышали пряным запахом свежей травы и полевых цветов. Они накормили в парке всех белок и всех уток. Вдруг увидели перед собой серого зайца. Сначала даже не поверили собственным глазам. А потом Нелли Игоревна вместе с Антоном, под дружный смех одноклассников, долго и отчаянно пытались его догнать, чтобы сфотографировать. В какой-то момент они смогли окружить беглеца с двух сторон. Но заяц оказался проворнее и быстрее. На то он и заяц.

Неожиданно день памяти Саши Колесникова получился таким пронзительно-светлым, таким радостным, что, если он видел их, если смотрел на них с неба, то, конечно, улыбался. А через два дня в квартире Ани и ее бабушки так же неожиданно появилась новая стиральная машина.

Глава V

[Возвращение]

В Катин день рождения над Донецком прошла гроза. Мирная, весенняя, она совсем не испортила праздник. Ее сопровождал мощный и теплый ливень, щитом закрывший город от обстрелов. А бойцы купили Кате огромную корзину – почти лодку – нежно-розовых роз. Цветы были мокрые и пахли дождем. И все, кто мог выйти в коридор из своих палат, вышли и что-то долго и сбивчиво ей говорили. Катя молча их слушала, улыбалась, а потом не выдержала и полчаса рыдала в подсобке – сильно, чисто, как в детстве. Только в детстве сердце так не разрывалось на части.


В какой-то момент ей показалось, что она выплакала из себя всё: расстрелянный, израненный город, свою мучительную тревогу за отца, жуткий прощальный взгляд брата, ни разу не позвонившую ей маму, а еще голубоглазого офицера, так похожего на ее папу в молодости, который лежал у них полностью парализованный после ранения в позвоночник. И того парня-детдомовца из Оренбурга, которому она не успела принести маковый рулет.

В сестринской тем временем накрыли стол. Неожиданно прибежала Маша Калинина, вся мокрая, веселая, она бесконечно ругала погоду и заливисто смеялась. Маша приехала в Донецк всего на полдня, а с собой привела Кирилла Касаева – парня с гумсклада, москвича, студента истфака, который пару месяцев назад взял академку и приехал им помогать. В помещении было тесно, шумно и душно. Поздравить Катю пришла половина больницы, даже их строгий главврач Арам Давидович. Огромный торт, который ей подарили коллеги, поделили по справедливости и отправили бойцам по палатам.

– Колоритный он у вас! – с улыбкой заметил Кирилл, когда вслед за главврачом ушла большая часть медперсонала. – Армянин, да?

В сестринской остались только Маша, Татьяна Александровна с Антониной Николаевной, сама Катя и еще Зоя Ивановна Нечаева – массажист-реабилитолог, невысокая, плотная, всегда чуть сгорбленная женщина с большими сильными руками, муж у которой воевал вместе с Олегом Ковалевым.

Все устали и давно просто сидели молча. Ливень почти закончился, но его последние тяжелые капли методично били по металлическом подоконнику.

– Вообще, у вас тут такой многонациональный край. Россия в уменьшенном варианте, да? – продолжил разговорчивый Кирилл.

– В общем, да, – согласилась Татьяна Александровна, с трудом встала и начала убирать пустые тарелки со стола.

Катя хотела ей помочь, но та рукой ее остановила:

– Отдыхай, ребенок!

– Здесь и сербы есть, да? – спросил Кирилл. – Местные?

– Ну, это уже только по фамилиям можно определить. Они ассимилировались давно, – объяснила медсестра. – А так, да, сюда бежали из Османской империи: греки, болгары, сербы… В основном, естественно, у всех здесь корни в большой России, – рассказывала она, заваривая себе крепкий кофе. – Один мой прадед, я знаю, был из Орла, другой из Воронежской губернии.

– У меня тоже из Воронежской, – сказала Зоя Ивановна. – Да у многих, если поспрашивать, оттуда, с Дона.

– А Антонина Николаевна у нас из Луцка! – устало улыбнулась Катя, сидевшая в самом углу стола очень тихая, умиротворенная, почти счастливая, потому что Маша успела шепнуть ей на ухо, что с отцом, который почти две недели не выходил на связь, все в порядке.

– Это Белоруссия, да? – спросил Кирилл, робко взглянув на Катю.

Кирилл всегда смотрел на нее, как дети смотрят на Деда Мороза и Снегурочку. С восхищением и недоверием. Он знал, что Катя – дочь ополченца четырнадцатого года, одного из первых. Кате казалось, что ему постоянно хочется подойти к ней и незаметно потыкать пальцем в бок – проверить, точно ли она настоящая.

– Нет, – засмеялась она. – Это Западная Украина.

– Муж меня сюда привез, – объяснила Антонина Николаевна удивленному Кириллу. – Приехал к нам в Луцк после института, поработал недолго, а потом на малую родину захотел. Вот уж больше полувека здесь живу.

– А у вас было… предчувствие, что все вот так может получиться? – спросил Кирилл, очень оживленный. – У нас профессор говорит, что еще двадцать лет назад знал, что на Украине будет гражданская война. Он анализировал и учебники, и высказывания разных политиков, и он…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза