Читаем Донецкое море. История одной семьи полностью

– А давайте, когда война закончится, вместе в Крым поедем? – весело предложила ей Катя. – Раз тогда не получилось?

– Да, не получилось, хулиганка ты такая! – засмеялась тетя Дина.

– И папу возьмем, – улыбнулась Катя. – Если, конечно, хорошо себя вести будет.


Кате тоже было кого вспомнить в тот день. Она спешила на встречу с одноклассниками. Саша Колесников погиб год назад в Мариуполе, как раз в эти дни. А сейчас его родители уезжали в Горловку – там у них родился внук. И они не могли с ними не попрощаться, в первую очередь с его мамой Нелли Игоревной – она преподавала у них в школе алгебру и геометрию.

Нелли Игоревна сама была как из учебника геометрии: прямоугольное лицо, острый нос, короткая мужская стрижка и всегда строгий брючный костюм. Из всех учителей она считалась самой жесткой, самой требовательной, дети боялись ее жутко, и представить, что она может сделать что-то неправильное, что-то эдакое, что не положено учительнице, было невозможно.

Но однажды она сделала. Той весной. Над школой вновь пролетел военный самолет – так низко и с таким шумом, что дети впервые испугались и полезли под парты. А она резко подошла к окну и обложила украинского летчика такими мощными, ядреными, невозможными для ее бежевого костюма и зеленого палантина русскими словами, что класс огорошенно замолчал. А потом они все вместе смеялись до слез, до истерики. И Нелли Игоревна стала им роднее.

Но на похоронах сына она снова была строгой, собранной, абсолютно достойной в своем горе. Ее мужа Катя тогда не рассмотрела, он стоял весь черный, и она даже не осмелилась поднять на него глаза.


Они с ребятами договорились встретиться у здания медицинского университета, рядом с памятником молодому Горькому. Весь класс, конечно, не собрался: кто-то воевал, а большинство просто не отпустили с работы.

Пришли Катя, Илья и Лида Селивановы, Надя Исаева – зеленоглазая тихая девушка, в школе очень замкнутая и немногословная, которая поразила весь свой бывший класс, устроившись корреспондентом на местное телевидение. Примчался на машине Антон Волощук – высоченный добрый парень с яркими веснушками и прозрачными ресницами, а оттого всегда с беззащитным выражением лица. Который, пожалуй, удивил одноклассников не меньше Нади – стал ветеринаром, хотя у него дома никогда не было даже волнистого попугайчика.

Ждали Юлю Марченкову, которая уже год как была Киреевой. И она – как всегда – опаздывала.

– Что это? – в недоумении произнес Илья.

К ним неслась Юля. После родов она пополнела, покрасила волосы в иссиня-черный цвет, и в ярком желтом свитере издалека была похожа на перекормленную синичку. А в руках у нее колыхалась какая-то огромная белая башня, вся в немыслимых алых ленточках и бантиках, обернутая в целлофан и увенчанная сверху сверкающей золотой звездой.

– Что это? – повторил Илья с ужасом, когда Юля притормозила в сантиметре от него.

– Торт, – буркнула она себе под нос, задыхаясь после бега. – Из подгузников.

– Надеюсь, не из использованных? – спросила Катя, разглядывая пышное сооружение.

– Ха! – выдала в ответ Юля, тяжело дыша, а потом очень гордо добавила: – Это сейчас жуть как модно!

– Жуть я вижу, – согласился Илья.

– Когда мы говорили про торт, я как-то рассчитывал на «Арлекин» или «Наполеон». На «Шахтерский», в конце концов, – озадаченно произнес Антон, с высоты своего роста взирающий на довольную, раскрасневшую от бега Юлю и на странную башню в ее руках.

– Я бы и на «Киевский» согласилась, – чуть слышно добавила Надя.

– Как бы сказала наш незабвенный завуч Евгения Симоновна: «Какая сражающая наповал пошлость!» – Илья вздохнул, приподнял левую бровь и посмотрел на Юлю тем самым взглядом, которым смотрел на нее все долгие годы их сидения на соседних партах.

– Сами вы пошлость! – возмутилась Юля. – И ничего не понимаете. Мне такой подарили, когда Лика родилась, так я полчаса смеялась…

– Ты полчаса смеялась, когда биологичка мелом щеку запачкала. Вряд ли это показатель! – заметил Илья.

– Да ну вас! – обиделась она. – Ну что ваш торт? Съели и забыли!

– А подгузники останутся у них в семье на долгую память? – прыснул от смеха Антон.

– Это практичный подарок! – упрямо произнесла Юля и совсем надулась.

– Практичнее было бы купить на эту сумму несколько пачек. Больше бы вышло! – удивленно пожала плечами всегда спокойная и рациональная Лида.

– Скучные вы. И нудные. Какие были в школе, такие и остались. А это хороший подарок! – сердито и насупленно смотрела она на бывших одноклассников.

– А банты-то почему красные? – спросила Надя. – Обычно для мальчиков голубое выбирают.

– Все вам не нравится! Они и были голубыми! – рассердилась Юля, готовая уже заплакать. – Но продавец сказала, что с моей кофтой я какая-то жовто-блакитная получаюсь… Не розовый же торт было брать? Мы с ней полчаса мучились, ленты перевязывали!

Антон не выдержал, закрыл лицо ладонями и расхохотался в голос, вздрагивая всем телом.

– Ладно, пошли, а то опоздаем, – сжалился Илья, тоже улыбаясь краешками рта, но продолжая с отвращением глядеть на хороший подарок. – Только сама свой торт неси!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза