Донецкое море. История одной семьи

– Хочет, чтобы тебя побыстрее обменяли, – коротко ответил отец.

– Обменяли? А ты при чем? – каким-то диким взглядом уставился Рома на отца.

– Пытаюсь ей помочь.

– Как?

– Не важно. Пусть сама тебе расскажет. Ладно, мы пойдем… – решил отец. – Если что-то нужно, передай парням на посту, они меня найдут.

– И я здесь… рядом, – тихо добавила Катя.

Олег встал, и они с дочерью направились к выходу.

– Подождите! – уже у двери остановил их Рома.

– Что? – вопросительно посмотрел на него отец.

– Не верьте маме! – с ужасом в голосе проговорил он.

– В смысле?

– Только не убивайте ее!

– Почему мы должны ее убить? – Олег быстро вернулся и снова сел напротив кровати сына. – И в чем мы не должны ей верить?

– Она… Она сказала, что договорилась с кем-то, что… нас с ней отпустят, что меня больше не заберут…

– С кем договорилась?

– Не знаю, – испуганно замотал головой Рома.

– Мне она сказала, что хочет с тобой бежать, – спокойно объяснил ему отец. – На Украину она возвращаться не собирается, она хочет с тобой улететь в Турцию.

– Нет, она с нашими договорилась! – выпалил Рома.

– Вот как… О чем? – внимательно смотрел на него отец.

– Не знаю. Она тут что-то делает. Не верьте ей! – выкрикнул он. – Только не убивайте ее, пожалуйста!

– Никто ее убивать не будет, успокойся! – пообещал Олег и крепко задумался. – Она здесь информацию собирает? Какую? Какое у нее задание?

– Я не знаю, я честно не знаю, – с мольбой смотрел на них Рома. – Вы обещаете, что ее не убьете?

– Обещаю, – твердо ответил отец. – Скорее всего, ее просто выдворят из страны. Успокойся, все будет хорошо!

Они с Катей тревожно переглянулись и снова собрались уходить.

– Подожди! – опять остановил их Рома. – Ты же знаешь, да? Правду? Знаешь, что ты не мой отец? Мать ведь тебе сказала?

– Сказала, – невозмутимо ответил Олег. – Только правда это или нет, я не знаю. Знаю, что сыном ты мне быть не перестал.

– Поправляйся! – тихо произнесла Катя. – И подумай, может тебе все-таки что-то нужно?

– Не знаю… А книгу можно? – вдруг спросил Рома.

– Книгу? – несказанно удивился отец. – А ты читать-то сможешь? После операции?

– Телефон же нельзя… – слабым голосом проговорил он. – Что-нибудь, чтобы голову забить. Что угодно… Да хоть детское! Чтобы с ума не сойти! – сорвался он на крик.

– Да ты ничего и не читал в детстве, – недоуменно и испуганно смотрел на него отец.

– Катя мне читала! Помнишь? – с надеждой спросил он.

– Помню, – кивнула она. – «Три толстяка» читала и «Детей капитана Гранта». Принести?

– Принеси! – совершенно безумными глазами смотрел он на сестру. – Лучше «Капитана Гранта».

– Хорошо. Что-то еще? – с болью произнесла она, рассматривая его перекошенное лицо.

– Попить, – попросил он. – Компот грушевый.

Он вытащил руку из-под одеяла, и Кате вдруг показалось, что он хочет схватить ее ладонь – как в детстве, когда ему было очень страшно. Но он то ли растерялся, то ли передумал, как-то нелепо взмахнул рукой в воздухе и положил ее к себе на живот.

– Хорошо, Рома, все принесем, – пообещал ему отец. – Завтра нас, скорее всего, не пустят. А послезавтра точно придем.

– Хорошо, – едва слышно отозвался он.

Отец и Катя постояли над его кроватью еще несколько секунд, потом молча вышли из палаты и так же молча спустились на лифте вниз.

– Ты как, ребенок? – тихо спросил отец в вестибюле больницы.

– Нормально, – еле слышно отозвалась Катя. – Смена началась. Мне пора.

– Хорошо, иди! – он быстро поцеловал дочку в лоб. – Устала?

– Да ничего, – улыбнулась она.

У лифта Катя вспомнила, что не перекрестила отца. Обернулась. А он уже ушел.

Следующие сутки слились в бесконечный и беспросветный поток крови и человеческой боли. К ним везли много раненых. Она стояла на перевязках, у нее болели спина и ноги, у нее отнимались руки, у нее болело сердце, она бинтовала, она обезболивала, она утешала, она ставила капельницы, она кого-то поила, одного бойца кормила детским пюре из баночки. Вспомнила, что у Ромы тоже отбита челюсть. Побежала в сестринскую, нашла в холодильнике две банки питьевого йогурта и попросила медсестру из того отделения ему передать. Потом, чтобы передохнуть, помогала санитаркам греть воду.

– Доченька, не посидишь со мной?

Она на цыпочках обходила палаты, осторожно, совсем чуть-чуть приоткрывая двери, чтобы не запустить в их сумрак искусственный, резкий желтый свет из коридора. А он – мобилизованный, штурмовик, крепкий и бородатый мужик лет за сорок – мучился от боли.

– Больно? – грустно улыбнулась Катя, присев на край его кровати.

В палате кроме него все спали. Светила луна. Донецкая ночь звенела своей тишиной, и чужому человеку не поверилось бы, что весь прошедший день в нескольких километрах от этой больницы шли бои.

– Больно, – так же грустно улыбнулся он в ответ.

– Пока нельзя обезболить, – тяжело вздохнула она. – Недавно делали. Придется потерпеть.

– Знаю. Посидишь со мной?

– Посижу, – кивнула Катя.

– Одна нога-то у меня – всё, – заключил он.

– Ничего, есть вторая! – ободряюще улыбнулась ему Катя. – Вон вы какой красивый! Вас жена и с одной ногой любить будет!

Мужчина беззвучно рассмеялся.