А примерно через час впереди показалась огромная, чуть не в полтора раза выше сапиместких домов, изба. В паре мест на ней провалилась кровля, одно из окон оказалось порвано, но в целом она выглядела достаточно добротной.
Старик дошел до крыльца, развернулся.
— Вот она какова, деревня Ляды, — сказал он. — Пашни при ней пять чатей. Там, за пригорком, луг. Дальше — Карловская вязь.
— А с хозяевами что? Мор случился?
— Нет. Никитка дурачком оказался, прошлой зимой его шатун задавил. Стариков дочь к себе, в другую деревню забрала, а земля, видишь, осталась. За хозяйство барин тебе пять лет закупа кладет. До того — два года без оброка и барщины. До реки полторы версты. Себе рыбу можешь ловить невозбранно, но коли на продажу возьмешь — каждую седьмую монету боярину отдавай. Что еще? Ягода-грибы опосля… Колодец тут внизу сам найдешь… Ну что, Прослав? Живи.
Лука обогнул его, пригладив развевающуюся на морозном ветру бороду и по проложенной колее направился назад.
Серв поднялся на крыльцо, прокашлялся, потянул на себя дверь и вошел в дом. Он оказался в сенях — на небольшом балкончике, нависающим над двором. Здесь все было странно, непривычно. В Ливонии внутренний двор обычно огораживают пятью-шестью сараями: хлевом, конюшней, свинарником, амбаром и получается надежно отделенное от прочего мира пространство. Здесь же, наоборот: стоял огромный сарай, под крышей которого разместился и жилой дом, и множество загородок для скота, утвари; между домом и крышей находился обширный сеновал, а снизу, под домом, имелось еще какое-то помещение.
Прослав вошел в жилую часть, прошелся по промерзшим комнатам: перво-наперво надо окна заделать. У печи валялась покрытая толстым слоем пыли вязанка дров, на кухне стояла кое-какая посуда. Вычищать все придется, ох вычищать! Он спустился во двор, отворил ворота, завел кобылу с санями внутрь, выпряг, отвел Храпку в пока незнакомое ей стойло. Положил в ясли сено с саней.
— А воду растапливать придется, ты уж потерпи.
Поднял с саней тулуп, посмотрел на уложенные там тюки ткани. Выгрузил в дом мешок с гвоздями, подобранное в разных местах мелкое барахло, топоры, вилы, забрал окорока. Потом достал завернутое в кушак кресало, выстругал на мох искру, осторожно раздул, зажег тонкую березовую бересту, положил в очаг печи, сверху кинул несколько деревянных щепок, а когда они разгорелись — кинул уже нормальные дрова.
Огонь быстро подрос, заплясал, излучая блаженное тепло. Прослав оглянулся. Только теперь он начал осознавать, что случилось. Это — его новый дом. Сам он — смерд русского боярина. Получается, что он — русский.
А чего, и перетащит! Он ведь теперь совсем не бедняк: в санях столько тканей, что город одеть можно — да тканей не дешевых. У него пять золотых и три серебра в левом валенке, по мелочам тоже кое-что есть. Выкупит!
Эх, хорошее все-таки дело — воинское ремесло. И непостижимо доходное. Нужно узнать, ходит ли в бранные походы его новый господин, и если ходит — обязательно напроситься к нему в кнехты.
Глава 5
Озеро мертвых
Выехав из Замошья, дерптский епископ уверенно повел свой отряд вниз по Черной до Оредежа, при впадении его в Лугу повернул налево, промчался еще около полумили, и вдруг увидел, что навстречу ему катится лавина русской коннцы. Священник даже не испугался. Он просто принял к сведению, что сейчас их всех истребят — просто стопчут походя, и двинутся дальше. На губах сама собой появилась презрительная усмешка: ну и как демон Тьмы собирается теперь спасать столь желанное для него грешное тело?
От русского войска отделился всадник, подъехал ближе.
— Кто таковы, откуда и куда путь держите? — поинтересовался он.
— Дошла до меня весть, сын мой, — с ходу придумал священник наиболее правдоподобное объяснение, — что здесь, совсем неподалеку пролилась кровь христианская, полегло множество людей, да простит Господь их бессмертные души. По поручению дерптского епископа я следую из Нарвы, чтобы вознести над телами убиенных поминальные молитвы и успокоить их мячущиеся сущности.
Епископ перекрестился.
Русич довольно долго размышлял, глядя то на организатора ливонского военного похода, то на его спутников, а потом вдруг, дав шпоры коню, умчался вверх по реке.
— Вот дурачье, — не выдержав, вслух рассмеялся священник. — Дикари! Любой мошенник, как цыпленка проведет.
Он вспомнил про алхимика, дожидающегося его возвращения в недрах «нюренбергской девы». Такой хитрец смог бы обобрать всю эту страну до последней нитки. Прямо хоть выпускай, и отправляй через границу.