Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова

На следующий день после убийства, в воскресенье, дед поехал к старшему сыну Ивану в соседнюю деревню — по версии следователей, чтобы сообщить, что дело сделано. Эта версия стала поводом для обвинения Ивана в соучастии. А в показаниях очевидцев, записанных Соломеиным сразу после приезда в деревню, находим другую версию: «Морозов приехал домой вечером в воскресенье с милиционером Титовым». Что же, дед сам привез в деревню милиционера искать внуков, когда мать еще не вернулась? Этот случай почему-то не фигурировал на суде вообще. Между тем, как показывают некоторые односельчане, дед начал беспокоиться, что внуки пропали.

С самого начала старик Морозов считался в деревне к делу непричастным. Его угрозы расправиться с Павлом никто за серьезные не принимал. «Будучи посаженным, — уверяет дальний родственник Морозовых Байдаков, — старейшина семьи до суда велел всем отпираться ото всего. Он отрицал не только свою причастность, но и вину других арестованных. Тогда его начали бить».

«Еще перед арестом его избили до полусмерти, — вспоминает Татьяна Морозова. — Особенно отличился Иван Потупчик. В ОГПУ их тоже били, ну, они и признались». «На допросах грозили пристрелить на месте, — заявила учительница Кабина, — они не понимали, чего от них хотят, и говорили все что угодно, лишь бы не били». «Их долго таскали на допросы, — говорит одноклассница Павла Матрена Королькова, — то признаются, то не признаются. Деда пытали». В результате пыток и побоев следствие победило: старик взял убийство на себя.

Татьяна Морозова нам рассказывала: «Дед на суде заявил: “Господа судьи, меня допрашивали — пятнадцать наганов лежало на столе. Били рукоятками до полусмерти”. Судья спросил: “Кто бил?” — “А такие, как вы, только с наганами”». Конец суда писатель Соломеин описывает так: «Остриженный наголо, старик Морозов не походил на себя. Говорил тихо. То сознавался во всем, то начинал запираться. На вопросы отвечал путано. Морщился, истерично взмахивал рукой: “Мне теперь все равно... Судите скорее...”».

В газетном отчете из зала суда читаем: «Старик Морозов пытается принять на себя “иисусов” вид. Он говорит: “Я принимаю на себя весь грех, как принял иисус христос на суде иудейском”». Имя Иисуса Христа в газетах тех лет писалось с маленькой буквы. Но дело не в этом. Христос, как известно, не виноват, и намек деда весьма прозрачен.

Но сохранились и другие отчеты о поведении деда. Писатель Яковлев в книге говорил позднее, что дед в убийстве так и не признался: «Я и в лесу не был, на лежанке весь день отдыхал». — «Кто же убил?» — «А я знаю? Ничего я не знаю». Репортер местной газеты Антонов, присутствовавший на суде, также утверждал, что дед виновным себя на суде не признал, категорически отказался от данных на следствии показаний. Антонов писал: «В один из моментов допроса плачет мать... Плачет дед, однако остается тверд и продолжает отрицать свое участие в убийстве»[115]. Ни судьи, ни прокурор, ни свидетели не смогли предложить ни единого конкретного доказательства, что дед убивал. Несколько человек, присутствовавших в зале суда, нам заявили, что дед виновным себя так и не признал. Чем же вызваны тогда колебания в поведении Сергея Морозова во время следствия, только ли пытками и избиениями? Его линия менялась из-за внука Данилы, показания которого стали для суда важными.

«Данила был дурачок», — рассказывала нам Татьяна Морозова. «Хорошего ничего в нем не было, — говорила Королькова, — оторви да брось. Но тупой он не был». В записях Соломеина находим: «Данила Морозов низкого роста, угрюмый. С людьми плохо разговаривал... с молодежью мало ходил. С девками не крутил». Веркина утверждала, что Данила «чокнутый».

Иное заявили его учительницы. Позднина уверяла, что Данила с интересом учился и неплохо (в отличие от Павлика) говорил по-русски. Первое время он сделался даже переводчиком между русской учительницей и белорусскими детьми. К двоюродному брату Павлику Данила относился хорошо. Учительница Кабина вспоминала: «Данила и Павлик учились вместе. Данила вовсе не был таким, как его изображают. Не вышибала и не мрачный дебил. Косил сено, пахал. Это был жизнерадостный трудяга-парень, немного простодушный. Сложения крепкого, невысокого роста, добрее и великодушнее Павлика. Если и дрался, то как все подростки. Данила не пил, как пишут. Тогда в деревне пили редко, а молодежь, и подавно. Самогона не варили, потому что хлеба не хватало».

Данила, сын Ивана, который ушел жить в соседнюю деревню, вскормлен и воспитан дедом и бабушкой, у которых прожил лет шесть. Дед собирался оставить Даниле нажитое. Печать называла Данилу «кулаком», но это нелепость[116]. Данила своего имущества не имел вообще. Трудолюбив, здоровьем не обижен, он, когда вырос, стал опорой стариков.

Учительница Кабина уверяла нас: «Данила в те дни исчез». Когда стали арестовывать, он убежал к отцу Ивану в соседнюю деревню, сделав это по совету деда. Данилу арестовали быстро, но маловероятно, что дед стал бы губить любимого внука. Между тем следователь писал, что это именно так.