Но жизнь Данилы не оборвалась. Учительница Кабина рассказала нам: «В Герасимовке ни почты, ни почтальона не было, а кто ехал из города, привозил письма, и они лежали на столе в сельсовете. Никто писем не трогал — ведь все в деревне неграмотные. После суда в газетах сообщили, что убийц расстреляли. Прошло месяца три. Как-то смотрела я почту в сельсовете. Вижу странный конверт: листок из книжки вырван, сложен и по краю зашит ниткой, сверху адрес написан и моя фамилия. Я открыла письмо, стала читать и глазам не верю. Данила писал, что стариков расстреляли, а он еще жив. И само письмо доказывало, что он жив: почерк Данилы я сразу узнала, ведь он мой ученик!»
— Где же это письмо? — спросили мы Кабину, навестив ее в ленинградской больнице, в которой она лежала после удаления катаракты.
— Сперва я его хранила, а потом стало страшно. Ведь официально объявили, что он мертвый, а у меня доказательство, что это обман. И я письмо уничтожила...
— Почему же его не расстреляли?
— А зачем расстреливать дармовую рабочую силу?
Учительница Позднина позже подтвердила, что Данилу не расстреляли «за большую помощь, оказанную советской власти». Его отправили в лагерь на лесоповал пожизненно. Фамилию ему переменили, стали звать Данила Книга (фамилия в белорусских деревнях распространенная). Рассказали об этом учительнице вышедшие на волю заключенные.
Глава седьмая
КТО ЖЕ УБИЙЦА?
Проводя наше частное расследование, мы то и дело натыкались на препятствие, затрудняющее поиск: следствием и показательным процессом занимались чекисты, но ни на процессе, ни в печати в связи с убийством детей Морозовых ОГПУ вообще не упоминалось. Кем, как и где проводилось следствие — об этом зрители и читатели могли лишь догадываться. Любопытно, что именно эта действующая тайно организация стремилась сделать процесс как можно более шумным.
Когда ОГПУ начало расследовать убийство? Из «Специальной записки по вопросу террора», находящейся в секретном деле № 374, видно, что РУП (районный уполномоченный) ОГПУ Быков «от милиции забрал дело к себе» и начал допросы деда и Данилы 16 сентября 1932 года, то есть через десять дней после того, как обнаружили трупы детей. А 17 сентября Быков уже отправил спецкурьера в Свердловск с рапортом, что специальное задание выполнено.
Быков неточен. Его подчиненный, помощник уполномоченного районного отдела Карташов, как видно из другого постановления, забрал дело в ОГПУ 13 сентября. Но и Карташов составил постановление позже, чем принялся за работу. Еще 12 сентября Карташов провел в деревне Герасимовке собрание, выступил на нем и отправил своему начальнику Быкову «Протокол № 4». Текст гласит, что «убийство братьев Морозовых происходило по ранее намеченному плану группой чуждого элемента (кулачества и их подпевал)» и что «группа людей свой план ранее намеченный ударом ножом по несколько раз обоим братьям Морозовым привела в действительность». Собрание «просит пролетарский суд выехать на место» и эту группу чуждого элемента «привлечь к высшей мере социальной защиты — расстрелу». Одновременно неграмотные крестьяне, наверняка зная, что в деревне и в помине нет ни пионерии, ни комсомола, рапортуют наверх, что взамен выбывшего из рядов пионеров Павла записались в комсомол Чухонцев и Юдов, а Иван Потупчик и четверо других (из двадцати двух присутствующих) вступили в колхоз. Под протоколом интересная подпись: «Копия верна: РУП ОГПУ Быков». А подлинник о своевременной организации колхоза отправлен наверх, где его ждут.
Значит, 12 сентября ОГПУ организовало колхоз, и Карташов выступил на собрании от имени общественности, требуя расстрела убийц. В постановлении он воспроизвел все те политические клише, которые полагалось тогда применять к подобного рода явлениям и которые не будут сходить со страниц прессы долгие годы. Войдут эти фразы и в обвинительное заключение. Но и это не все: первый допрос Татьяны Морозовой сам Быков провел накануне собрания, 11 сентября.
Рассмотрим теперь загадочный документ, обнаруженный нами. Это «Протокол опроса по делу №...». Номер дела нс проставлен, поскольку оно еще формально не заведено. Но место для номера оставлено. Опрашивающий указывает свою фамилию и должность: «пом. уполномоченного Карташов». «Опрошенный в качестве свидетеля» — Потупчик Иван, «образование низшее, канд. ВКП(б)», «отношение к подозреваемому или потерпевшему — посторонний». На самом деле опрошенный — внук Сергея Морозова и двоюродный брат Павлика Морозова.