Донская армия в борьбе с большевиками

Генерал вскоре уходит. Мы сидим в ложбинке. В этом месте шоссе скрывает от нас море. Вдруг мы видим, как генерал Упорников, поднявшись на шоссе и сейчас же подхватив полы своей кавалерийской шинели, куда-то побежал. Мы переглянулись, и Слюсарев говорит, я ясно помню его фразу: «Надо посмотреть, чтобы там чего-либо не надурили бы!» И, потребовав коня, быстро поехал в ту сторону. А я еще минут десять сижу с офицерами, но все думаю, что же могло заставить Его Превосходительство так быстро двигаться, что генералам будто бы и не полагается. Потребовав коня, выезжаю на шоссе и вижу: против хребта, занятого зелеными, стоит французский миноносец, на его мостике видна красная фуражка генерала Дьякова, от нашего берега только что отошла шлюпка с миноносца и в ней сидят генерал Упорников и полковник Слюсарев. Лодка идет несколько вкось вблизи от берега. Вот бросается в море какой-то конный, плывет наперерез лодке, хватается за борт и просит, чтобы его также бы взяли в шлюпку. Матросы вначале попытались его оттолкнуть, но потом, очевидно по приказанию офицера, бывшего за рулем, его подобрали. Тут я его узнаю, это полковник Жиров[312] атаманского полка. Смотрю и ничего не понимаю, в чем же дело? Еду к штабу, чтобы узнать. Издали вижу, сидит начальник штаба, полковник Никитин, рядом с ним адъютант, мой хороший знакомый. Полковник сидит на камне, охватив голову обеими руками, уперев локти в колени. Молчаливый штаб сидит на земле кругом. Я обращаюсь к полковнику: «Господин полковник, разрешите узнать, есть ли какие-нибудь приказания?» Он медленно поднимает голову: «Да что же вы? Мальчик? Не понимаете? Бросили, бежали…» – и снова зажимает голову руками. Я ничего не понимаю. Подхожу к адъютанту: «Ну, скажите, в чем же дело?» Адъютант, с трудом выдавливая слова, объясняет: «С французского миноносца прислали лодку с предложением координировать наши действия, в это время поднесли раненого генерала Хрипунова и тут же погрузили в лодку. Генерал Дьяков с вестовым тоже сели в лодку, уверяя, что его присутствие необходимо на этом совещании. А мы остались здесь ждать распоряжений. Вскоре шлюпка вернулась с вестовым генерала Дьякова, который вручил полковнику записку от генерала. Полковник ее прочел и… случайно или же намеренно отбросил в мою сторону, я ее тоже прочел, а полковник как сел на камень, так и сидит в том же положении. В записке было: «Дело проиграно, бросайте все, приезжайте, едем в Крым». Она пошла по рукам. Вестовой, долго ожидавший ответа, спросил: «Что прикажете передать Его Превосходительству?» Полковник ответил короткой фразой, не очень лестной для генерала. Вестовой пошел к лодке, а в это время подоспели генерал У порников и полковник Слюсарев и, очевидно убедив французского офицера, что они тоже должны быть на совещании, сели в шлюпку… Вот и все!» – закончил адъютант.

В моей голове все это как-то не вмещалось. Я отошел в сторону и сел на обочине шоссе. Как же так? Ведь еще слышна редкая перестрелка атаманцев, занимающих хребет по приказанию генерала Хрипунова, а нас тут бросили и спасаются на миноносце? В Новороссийске ничего не было организовано для защиты и прикрытия порта для того, чтобы дать возможность планомерно и спокойно погрузиться всем… А ведь грузились-то «баранами», лишь бы перевести своих и спасти свою шкуру. Когда мы пошли сюда, по побережью, почему не было взято ни одного броневика из многочисленных брошенных, ни одного орудия и даже ни одного пулемета? На что рассчитывали? На прогулку? «Дело проиграно…» А сколько молодых жизней положили свои головы за это дело? Верили в идею, верили в свое начальство… Теперь веры уже нет! Но что же делать дальше, как жить? И для чего?.. Как бы в ответ на мои мысли раздался выстрел и возглас: «Офицер застрелился!» Ну вот, думаю, уже начинается расплата за чью-то вину, кто-то проиграл, а платить приходится нам. Еще несколько офицеров покончили с собой. Сижу, глядя в одну точку. Полная апатия ко всему…

Но вот вдруг наступает перелом. Нельзя же так! Я вскакиваю, бегу к штабу и почти кричу: «Нужно же что-то сделать! – и, обращаясь к полковнику Никитину, повторяю: – Господин полковник, вам нужно что-то сделать!» Полковник медленно подымается, на лице его видно невыносимое страдание. Но, взяв себя в руки, он говорит, обращаясь ко всем: «Кто хочет еще куда-либо уходить – пускай соберутся здесь, через час, я их поведу».