Если бы наше командование не было предупреждено о хитроумном плане немецкой операции, оно обязательно решило бы перебросить часть сил с южной окраины станицы на север. А это были бы наши танки, закопанные в землю среди домов станицы. Таким образом, наши сделали бы ровно то самое, чего немцы и хотели. Танкисты выдали бы свое расположение, вышли из укрытий, и немецкая артиллерия смогла бы их уничтожить.
Однако Глеб Шубин накануне не напрасно устраивал свою «телефонную станцию», не напрасно два часа лежал в снегу, слушая беседу двух немецких генералов, и не напрасно гонял Степанчука за рацией. В результате наше командование знало, что все эти действия немцев: натиск на северную окраину станицы, использование дымовых шашек, ввод в действие последних танков, оставшихся у немецкого командования, – все это было лишь представлением. И генерал Еременко, командующий Южным фронтом, на этот спектакль не купился. Советские танки остались стоять в своих укрытиях.
Постепенно немецкое наступление на северную часть станицы забуксовало. Генерал Гот, следивший в бинокль за ходом сражения, в сердцах бросил бинокль на стол командного пункта и воскликнул:
– Проклятые русские! Они так и не двинулись с места! Они будто знали, что мы не собираемся захватывать север этой чертовой станицы. Такое впечатление, что у них отлично сработала разведка. Почему наши разведчики не работают так же хорошо?
Разумеется, на этот вопрос генерала Гота никто на командном пункте ответить не мог. Тогда начальник штаба предложил генералу:
– В таком случае, ваше превосходительство, если русские не приходят на помощь своим частям на северной окраине Манычской, тогда мы может превратить это показное наступление в настоящее. Может быть, нам стоит бросить в бой резервы, которые нам дал фельдмаршал Манштейн, и захватить северную часть станицы? Тогда мы сможет повернуть на юг и добить русские войска в станице…
Гот немного поразмышлял, а затем произнес:
– Да, полковник, это единственный разумный план в сложившихся условиях. Я не вижу другого подходящего варианта. Прикажите полковнику Мольтке двинуть в бой свои резервы.
По другую сторону фронта, на командном пункте командующего Южным фронтом генерала Еременко, тоже внимательно следили за ходом боя. И вот генерал и другие офицеры штаба увидели, как в заснеженной степи появились новые группы немецких танков. Не менее 40 бронированных машин двигались в сторону северной части станицы.
– Противник решил бросить в бой свои резервы, товарищ генерал! – доложил начальник разведки фронта полковник Уколов.
– Я так и думал, что они на это пойдут! – воскликнул Еременко. – Значит, они все-таки решились! Отлично! Тут мы их и разгромим. Вот теперь мы можем вывести из укрытия наши танки и двинуть их против немецкого резерва. Ведь у противника уже не осталось в запасе сил, чтобы атаковать южную часть станицы. Прикажите танкистам атаковать немецкие «Panzir-4». В ближайший час судьба боя должна решиться.
– Я так думаю, товарищ генерал, что в ближайший час решится не только судьба станицы Манычская, но и судьба всей нашей операции на Кавказе, – заметил на это полковник Семенов, начальник штаба фронта.
Советские танки вышли из своих укрытий в южной части станицы и рванулись навстречу немецким машинам. На подступах к станице, а затем и на ее улицах развернулось настоящее танковое сражение. В ходе этого сражения стороны понесли примерно одинаковые потери. Но советские войска могли подтянуть дополнительные силы, усилить давление на немецкие подразделения. А у фашистов уже никаких резервов не было. Поэтому к вечеру они начали отходить от станицы. А на следующий день отошли почти на пятьдесят километров от реки Маныч. После этого всему немецкому командованию на Кавказе стало окончательно ясно, что речь теперь может идти не о контрнаступлении, не о сохранении тех или иных позиций, а только о срочном отводе своих частей из Ростова, Батайска и других пунктов. Полковник Семенов оказался прав: судьба всей ростовской операции советских войск была решена в этот день, 22 января, в битве у станицы Манычская.
Когда успех наших войск стал очевиден, генерал Еременко вызвал к себе начальника фронтовой разведки полковника Уколова и спросил:
– Скажи, Иван Трофимович, а откуда ты получил такие подробные и точные данные о немецкой операции в станице? Случайно не от этого вездесущего капитана Шубина?
– Да, Андрей Иванович, это Шубин постарался, передал данные прямо из самого штаба генерала Гота, – ответил Уколов. – Уж как он сумел такие секретные сведения получить, я не знаю. Но как-то получил.
– В таком случае твоего капитана Шубина надо представить к награждению орденом Ленина и званием Героя Советского Союза, – объявил Еременко. – Так что ты готовь представление.
– Обязательно подготовлю, – ответил Уколов. – Только Шубин ведь не ради наград воюет. Он о них, по-моему, вообще не помнит. Если бы он стремился к наградам, у него давно бы уже вся грудь была орденами завешана.