Дополненная реальность. ARoman

Но во втором акте случилось страшное. Дулькамаро вдруг перешел с итальянского на русский и запел о колбасе, недвусмысленно сравнивая ее с фаллосом, а Адина и вовсе устроила шуточный стриптиз, обнажившись до нижнего белья. Андрей боялся даже боковым зрением оценить реакцию соседок, опасаясь, что они лопнут от негодования. Но нет! Весь этот ужас казался им продолжением милого дурачества интеллектуалов. Когда Андрей, увлекшись реакцией дам, стал непозволительно пристально их рассматривать, они, заметив это, окатили его таким надменным взглядом, таким ядовитым высокомерием… Трудно было поверить, что еще секунду назад они едва ли не до слез умилялись пошлым намекам лекаря Дулькамаро на колбасоподобность своего фаллоса.

Чтобы как-то отвлечься, Андрей стал смотреть в оркестровую яму. Как раз заиграла Una Furtiva Lagrima. Поржав над тем, что Неморино вышел в костюме советского зэка, зал стал возвышенно внимать главному хиту оперы. Музыканты же играли так, будто они работают в цехе консервного завода. Ждавшие своей партии ковырялись в смартфонах, некоторые пили напитки и даже, о ужас, еле слышно хрустели снеками, а гобой и вовсе откупорил бутылочку пивка. Те, что дули и двигали руками, тоже делали это с какими-то отстраненными лицами, как будто они выполняют ежедневную рутинную работу. В свете полемики о замене всех человеческих профессий машинами, которую давно вели Андрей и Исайя, этих ребят давно пора было менять на роботов. Любопытно, а кому-нибудь вообще интересно было бы слушать симфонический оркестр, состоящий из роботов, которые бы по загруженной программе выводили звуки из винтажных аналоговых инструментов? Да, видимо, артистов роботы никогда не заменят, и всем этим ленивым обрюзгшим музыкантам не стоит опасаться за свое будущее. Зрителю все равно будет интереснее смотреть на чудеса человеческих возможностей, пусть и таких ремесленников, которые отрабатывали сейчас свой хлеб в оркестровой яме.

– Интересно, – размышлял Андрей, – а тенор сейчас тоже думает о каких-нибудь насущных проблемах, вроде кредитов или предстоящей семейной поездки в отпуск?

Между тем звучала Una Furtiva Lagrima. И надо признать, звучала она божественно!

В конце публика около десяти минут стоя аплодировала артистам. Громко, неистово, так, словно убеждала себя в том, что последние пару-тройку часов созерцала шедевр. Им с наслаждением подыгрывал и известный дирижер, который воспарил из ямы на сцену и кокетливо принимал поклоны артистов. Затем он жестами показал, будто он-то совсем не причем, а успех – это исключительно заслуга гениальных певцов и не менее гениальных музыкантов в яме. После второй волны ответных благодарных жестов в адрес дирижера со стороны гениальных певцов и гениальных музыкантов из ямы, кудесник палочки сдался, отбросил ненужную скромность, и еще минут десять кланялся под восторженные взрывы аплодисментов, накатывающих волнами, которые со временем не только не стихали от усталости, а лишь усиливались.

В общем, «Любовный напиток» тоже оказался дерьмовым. Но к музыке Доницетти и голосам претензий не было. По крайней мере у неискушенного Андрея. Исайя же утверждал, будто баритон «воет одну ноту», а сопрано и вовсе обозвал скотиной. Единственное, что полностью удовлетворило взыскательный слух директора – это голос его друга, красавца тенора, который исполнял главную роль.