Они вышли на залитую солнечным светом улицу, и Деймон сел в машину. Перед тем как запустить двигатель, он еще раз внимательно посмотрел на Вайнштейна. Возраст, горе потерь и борьба с насилием оставили на его лице глубокие шрамы, однако глаза оставались по-мальчишески ясными.
— Ты был таким тихим, миролюбивым мальчиком, — сказал Деймон. — Не помню, чтобы ты когда-нибудь дрался. Кто мог подумать, что к старости ты превратишься в такого бойцового петуха?
— Я мог, — ответил, широко ухмыляясь, Вайнштейн.
Глава 16
Вернувшись в мотель, Деймон первым делом позвонил в офис и попросил соединить его с Оливером.
— Где ты? — с тревогой спросил Оливер.
Когда Оливер нервничал, его голос повышался до писка. Так было и сейчас.
— Я не в городе. Но не очень далеко. Вернусь после ленча.
— Как чувствует себя мать Шейлы?
— Все так же. Шейла задержится в Берлингтоне по меньшей мере до среды.
— Эту ночь ты проведешь у нас или мне подъехать к тебе?
— Ни то, ни другое.
— Роджер, — осуждающим тоном произнес Оливер, — Шейла на меня обидится. Она решит, что я вас обоих предал. Если с тобой что-то случится, она обвинит в этом меня.
— Ничего подобного она не решит и никого не обвинит. Я договорился с одним своим другом о том, чтобы он пожил у меня.
— Ты это не выдумываешь? Правда?
— Разве я тебе когда-нибудь лгал?
— Лишь изредка, — ответил Оливер.
— Но на сей раз все — истинная правда, — рассмеялся Деймон.
— Звонил Проктор. Хотел с тобой поговорить. Сказал, это очень важно. Ему до конца недели надо принять какое-то решение.
— Позвони Проктору и скажи, что я свяжусь с ним во второй половине дня. И перестань нервничать.
— Попытаюсь, — неуверенно протянул Оливер.
Деймон кончил паковать вещи, расплатился, заехал к Вайнштейну, и они вместе отправились в Нью-Йорк.
Войдя в квартиру, Деймон изумился: вся прихожая была завалена коробками с книгами, пластинками и пакетами — и шуба Шейлы, и блейзер Оливера, и вельветовый пиджак, который он купил для себя. Тут же стояли две бутылки шампанского. Оно было теплым. Он просто забыл о своем покупательском экстазе и не догадался сообщить уборщице о том, что следует делать со всем этим барахлом.
— Великий Боже, — произнес Вайнштейн, — у тебя здесь что, рождественское утро?
— Я вчера кое-что купил, — ответил Деймон (неужели это было только вчера? Кажется, прошло столько времени!). — Некоторые жизненно необходимые вещи — книги, грампластинки, одним словом, что-то в этом роде.
— А это? — поинтересовался Вайнштейн, показывая на огромную коробку.
— Наверное, заказанный мной проигрыватель.
— Ты готовишься к атомной войне?
— Ну нет, все не так страшно, — рассмеялся Деймон. — Я увезу эти вещи в свой дом в Олд-Лайме. — По дороге в Нью-Йорк он успел рассказать Вайнштейну как о доме, так и про обстоятельства, в силу которых Манфред не сможет этим вечером познакомиться с Шейлой. — Несмотря на то что я укроюсь в глухомани, у меня наверняка время от времени будет возникать желание вспомнить о цивилизации большого города. Тогда мне и понадобится все это.
— Если бы цивилизация заключалась только в этих предметах, — сухо заметил Вайнштейн, — то ее гораздо легче было бы терпеть.
Они прошли в гостиную, которую Вайнштейн внимательно осмотрел, а оттуда в маленькую комнату, где иногда работал Деймон.
— Боюсь, спать тебе придется здесь, — сказал Деймон, показывая на узкую и коротковатую кушетку.
— Какое счастье, что я не достиг того роста, который намечала для меня природа. Но все еще впереди. Предупреждаю: я храплю!
— Будем закрывать дверь.
— Моя супруга любила говорить, что мой храп слышен даже в Покипси. Так что дверь — это ничто, — сказал Вайнштейн. — Между прочим, я заметил, что на входной двери у тебя два замка. Верхний совсем новый. Ты его поставил недавно?
— После первого звонка.
— Сколько человек имеют ключи?
— Шейла, я и приходящая уборщица.
— Может, мне стоит потолковать с этой приходящей?
— Это толстая, высокая, темнокожая дама с могучим контральто, — со смехом ответил Деймон. — Она поет в церковном хоре в Гарлеме, мы ее несколько раз слушали. Она работает у нас больше пятнадцати лет. Мы разбрасываем по дому деньги, драгоценности Шейлы. К ним она никогда не притрагивалась. Единственное преступление, которое она могла совершить за всю свою жизнь, так это взять не ту ноту во время пения.
— Хорошо, — сказал Вайнштейн, — вычеркнем контральто из списка подозреваемых. Тем не менее на замки не очень полагайся.
— Я и не полагаюсь. Именно поэтому я так рад, что ты здесь, хотя знаю, что ты не дашь мне выспаться.
В этот момент зазвонили оба телефонных аппарата — в гостиной и спальне. Вайнштейн вопросительно взглянул на Деймона и спросил:
— Ты намерен ответить?
— Естественно. Мой приятель никогда не звонит днем.
Это была Шейла.
— Я только что звонила в мотель в Фордс-Джанкшн, и мне сказали, ты уехал. Я решила, что ты уже дома. Оливер с тобой?
— Нет.
— Но ты же обещал не оставаться дома один.