Дорога

День странно тихий. Он такой,
Каким давным-давно уж не был.
И мы, как воду, пьем покой
Непотревоженного неба.

Нам тишина — почти обновка,

Почти что — возвращенный рай,
Уже на прежних остановках
Спокойно люди ждут трамвай.

И гусеница ребятишек

По солнцу в ближний сквер ползет.
Теперь ничто их не спугнет, —
Капель одна с весенней крыши
На них, быть может, упадет.

О город мой! Дышать мне вольно,

В лицо мне веет ветер твой, —
Что ж мне не весело, а больно
Глядеть в просторы за Невой?

И думать пристально, бесцельно

О тех, кого я не верну,
Кто пал за Пулково, за Стрельну,
За нас, за эту тишину…

«Сердце трудное не радо…»

Сердце трудное не радо,
Чем его ни ублажай,
Даже солнцем Ленинграда,
Даже тем, что снова май.

Память зреет, память мучит,

И не мил мне белый свет.
И не праздновать бы лучше
Мне на празднике побед!

По пятам за мною следом —

Тени, тени… Сколько их!
Салютуя всем победам
Всех соратников живых,

Подымают к небу чашу,

Молят, чашею грозя:
Причаститесь кровью нашей,
Ею брезговать нельзя!

«Майский жук прямо в книгу с разлета упал…»

Майский жук прямо в книгу с разлета упал,
На страницу раскрытую — «Домби и сын».
Пожужжал и по-мертвому лапки поджал.
О каком одиночестве Диккенс писал?
Человек никогда не бывает один.

«Если птица залетит в окно…»

Если птица залетит в окно,
Это к смерти, — люди говорят.
Не пугай приметой. Все равно
Раньше птиц к нам пули залетят.

Но сегодня, — солнце ли, весна ль, —

Прямо с неба в комнату нырнул
Красногрудый, стукнулся в рояль,
Заметался и на шкаф порхнул.

Снегирек, наверно, молодой!

Еле жив от страха сам, небось.
Ты ко мне со смертью иль с бедой
Залетел, непрошеный мой гость?

За диван забился в уголок.

Все равно! — к добру ли, не к добру,
Трепетанья птичьего комок,
Жизни дрожь в ладони я беру,

Подношу к раскрытому окну,

Разжимаю руки. Не летишь?
Все еще не веришь в глубину?
Вот она! Лети, лети, глупыш,

Смерти вестник, мой недолгий гость!

Ты нисколько не похож на ту,
Что влетает в комнаты, как злость,
Со змеиным свистом на лету.

1943

«Лето ленинградское в неволе…»

Лето ленинградское в неволе.
Все брожу по новым пустырям,
И сухой репейник на подоле
Приношу я в сумерках к дверям.

Белой ночью все зудит комарик,

На обиды жалуется мне.
За окном шаги на тротуаре —
Кто-то возвращается к жене…

И всю ночь далекий запах гари

Не дает забыть мне о войне.

Лето 1943

Гроза над Ленинградом