Дорога

– Не знаю, за кого я его принял. Не верил, что еще раз приведется увидеть ребенка. Не знал, что такое произойдет.

– А если я скажу, что он бог?

Но старик покачал головой.

– С этими иллюзиями я распрощался. Давно. Там, где людям не выжить, богам делать нечего. Вот увидишь. Лучше всего быть одному. Так что я надеюсь, что ты ошибся, назвав его богом. Иметь в попутчиках последнего бога на земле – это ужасно. Вот почему я и надеюсь, что ты заблуждаешься на этот счет. Будет намного спокойнее, когда никого на земле не останется.

– Уверен?

– Не сомневайся.

– Кому спокойнее?

– Всем.

– Всем?!

– Да-да. Нам всем. Станет легче дышать.

– Приятно слышать.

– Точно. Когда мы все умрем, никого не останется, кроме смерти, да и ее дни будут сочтены. Она пойдет по дороге, а вокруг пусто, никого нет. Что ей тогда делать? Вот она и спросит: «Где все?» Так всё и будет. Ну, разве плохо?

Утром они стояли на дороге и спорили, что из еды дать старику на прощание. Договорились, что много он не получит. Несколько банок овощей и фруктов. Потом мальчик отошел на обочину и уселся прямо в пепел. Старик уложил банки к себе в рюкзак и затянул лямки.

– Вы ему хоть спасибо скажите, – пробормотал отец. – Моя воля, я бы ничего не дал.

– Может, скажу, а может, и нет.

– Почему нет?

– Я бы ему свою еду не отдал.

– Вас не волнует, что вы его этим обидите?

– Он расстроится?

– Нет. Он не ищет благодарности.

– Тогда почему он так поступил?

Отец оглянулся на мальчика, затем посмотрел на старика:

– Вам не понять. Не уверен, что я сам это понимаю.

– Может, он верит в Бога.

– Не знаю, во что он верит.

– Вырастет – изменится.

– Сомневаюсь.

Старик ничего не сказал, только стоял и вглядывался в наступающий день.

– Удачи вы нам тоже не пожелаете?

– Я не знаю, что такое удача. На что она похожа. Есть кто-то, кому повезло?

Дальше все пошло своим чередом. Оглянувшись, увидел, что старик зашагал по дороге, стучит своей палкой, медленно бредет у них за спиной, словно нищий из старой сказки, мрачный, сгорбленный, на тоненьких, паучьих ножках, идет еле-еле, чтобы вскоре навсегда исчезнуть. Мальчик ни разу не оглянулся.

Пополудни они расстелили полиэтилен на дороге, и сели, и съели холодный обед. Отец не сводил с мальчика глаз.

– Ты на меня не злишься?

– Нет.

– Но ты недоволен.

– Да нет, я нормально.

– Как только у нас закончатся продукты, у тебя будет больше времени все хорошенько обдумать.

Сын промолчал. Сидели, ели. Мальчик обернулся назад, на дорогу. Погодя сказал:

– Знаю. Но я буду вспоминать это иначе, чем ты.

– Скорее всего.

– Я ж не сказал, что ты был не прав.

– Хотя и подумал?

– Не-е-ет.

– Да ладно. Разве встретишь что-нибудь хорошее на дороге?! В такие-то времена…

– Не насмехайся над ним.

– Ладно.

– Он ведь скоро умрет.

– Да, я знаю.

– Пойдем дальше? Можно?

– Да, конечно. Пошли.

Ночью проснулся – опять кашель. Кашлял долго, пока не заболело в груди. Наклонился к огню, и подул на угли, и подложил веток. А потом встал и ушел в лес, но не очень далеко, чтобы не потерять из виду слабый отсвет костра. Встал на колени в куче сухих листьев и пепла, кутаясь в одеяло, через некоторое время кашель унялся. Подумал: «Как он там, старик?» Посмотрел на костер, виднеющийся сквозь частокол черных деревьев. Хорошо бы мальчик уснул. Так и сидел, упершись руками в колени, хрипло дыша. Сказал:

– Я скоро умру. Научи меня, как это лучше сделать.

Весь следующий день провели в пути. Шли, пока не стало совсем темно. Не мог отыскать защищенное место, чтобы разжечь костер. Достал плитку из тележки – что-то она слишком уж легкая. Сел и повернул вентиль. Оказалось, он уже открыт. Покрутил маленький рычажок на горелке. Ничего. Наклонился и послушал. Поворачивал оба вентиля то поочередно, то одновременно. Газовый баллон – пуст. Сидел на корточках, сцепив обе руки будто в кулак и упершись в него лбом, глаза закрыты. Потом поднял голову и просто сидел, вглядываясь в темнеющий лес.

Съели холодный ужин: кукурузная лепешка, бобы и сосиски из банки. Мальчик спросил, как могло получиться, что баллон так быстро опустел. Ответил, что, мол, опустел – и все.

– Ты же говорил, что газу нам хватит на несколько недель.

– Говорил.

– Но ведь прошло только несколько дней!

– Я ошибся.

Ели в молчании. Затем мальчик сказал:

– Это я забыл завернуть вентиль, да?

– Не твоя вина. Я сам должен был проверить.

Мальчик поставил тарелку на полиэтилен. Отвернулся.

– Ты не виноват. Надо всегда закрывать оба вентиля. И надо было вставить тефлоновую прокладку, чтобы газ не утекал. А я не сделал. Так что моя вина. Я ведь тебя не предупредил.

– Про тефлон ты только сейчас придумал, да?

– Ты не виноват.

С трудом шли вперед, отощавшие грязные бродяги. От холода закутались с головой в одеяла, пар дыхания поднимается вверх, еле передвигают ноги по черным блестящим лужам. Пересекали широкую прибрежную равнину, где извечный ветер с воем окутывал их облаками пепла и вынуждал искать хоть какое-нибудь убежище. В домах, или в сараях, или в придорожной канаве. Одеяла поверх голов, днем – темнота чернее преисподней. Прижимал промерзшего до костей мальчика к себе. Говорил: