Дорога без привалов

Такова была жизнь в том Ивделе.

И не из каких-то особо добродетельных побуждений, не ради неких высоких идей сдружился в ту пору Иван Евлампиевич с лесным народом манси. От скуки, доходящей до зеленой тоски, от темной безалаберной жизни уходил он с ружьишком в лес. Иногда месяцами бродил по тайге и, присматриваясь к манси, вогулам, как их тогда называли, увидел он, что люди эти, в сущности, очень хорошие, душевные, только напуганы и забиты купцами-грабителями да шаманами своими до крайности.

К школе, в которой он учительствовал, — маленькой, плохонькой, запущенной, — хотя и любил Иван Евлампиевич свое ремесло, сердце как-то не лежало: слишком уж незаметными и никчемными оказывались плоды труда. Просвета не было. Жизнь, поскрипывая, тянула серую бесконечную лямку, и лишь в урмане, среди наивно-добродушных гостеприимных манси, в охоте и блужданиях находил Иван Евлампиевич какую-то отраду.

Великая Октябрьская революция прошла для него незаметно: в Ивделе, глухом североуральском поселочке, сначала мало что изменилось. Сначала. Но вскоре Иван Евлампиевич изведал новое, необычное, сначала смутное и тревожное, потом радостное: он ощутил свою нужность людям.

Все вокруг него чего-то хлопотали, горячились, негодовали или восторгались, все сетовали на нехватку времени. И когда Иван Евлампиевич присмотрелся к окружающему, вдумался в него и понял смысл всех этих хлопот, он больше не мог уже стоять в стороне. Глаза разбегались от обилия дел, которые поджидали людей сегодня и завтра, и послезавтра.

Он целиком отдался школе. И странно: если раньше он мог бродить по тайге месяцами, тут вдруг оказалось, что и на два-три дня из школы выбраться трудно: очень нужно было сделать одно, предпринять другое, хотелось поскорее взяться за третье. Все — и одно, и другое, и третье — было необходимо и, главное, вполне осуществимо. Осуществимым оказалось и преобразование начальной школы в семилетку, и дальнейшее развитие ее до десятилетки, и постройка нового здания.

В общем, дел было много, очень много. И когда в 1937 году ему предложили отправиться в тайгу открывать первую в крае школу манси, Иван Евлампиевич поначалу отказался: у него в своей школе дел больше чем хватает.

Но ему сказали, что это — предложение обкома партии и что в обкоме остановились именно на его кандидатуре.

Обком партии… Уваров был беспартийным, но в партии он чувствовал и видел постоянного своего руководителя, помощника и друга. Ведь именно партия дала ему эту жизнь — кипучую, деятельную, отрадную — взамен старой, беспросветной и тоскливой.

Иван Евлампиевич согласился…

И вот опять он в тайге, в Пома-пауле — избе манси Павла Фадеева. Эту избу, большую, построенную по русскому образцу, Фадеев сам предложил использовать под школу.

— Спасибо, Павел, — сказал Уваров и начал все в избе скрести и мыть.

Потом он украсил стены разноцветными картинками, пестрыми таблицами, рисунками и по лесному «телеграфу» — олени мчались от юрты к юрте — собрал всех манси в дом Фадеева.

Он волновался. Давно, в начале века, пришел молодой учитель Иван Уваров к манси и сдружился с ними.

Тогда привели его в тайгу слепая тоска, желание уйти от безалаберной, никчемной жизни. «Ноги привели». Теперь он пришел как посланец Советской власти. Пришел, чтобы приобщить лесной народ к советской культуре, к свету, озарившему всю страну. Поэтому он волновался.

Собрались все, кого он ждал. Они стояли перед ним, приветливые, доверчивые, старые его знакомцы, сесть было некуда, и он тоже стоял.

— Манси, — так начал свою речь Уваров, — я приехал помочь вам, чтобы ваша жизнь стала хорошая, сака йомас. Темный человек, неграмотный — люль-человек, плохой. Ему трудно жить. Я вас и ваших детей научу считать, писать, читать…

Они слушали его очень внимательно и одобрительно кивали головами. Им нравилось то, что он говорил. Он говорил долго, а они все кивали головами и улыбались.

— Ну что же, — сказал он наконец, — теперь давайте записывайте своих детей в школу, — и замолчал, ожидая.

И все молчали. Они молчали, улыбаясь, и отрицательно качали головами. Никто не уходил из клуба, и никто не записывался в школу.

Час прошел, второй прошел. Дремали на морозном воздухе олени. Душно и жарко стало в избе Фадеева.

И тут кончился незримый поединок. Шаман, стоявший среди манси, вышел из жаркой избы. Скрипнули за дверью полозья нарт. И сразу трое шагнули к Уварову:

— Пиши мало-мало…

Записалось в школу семнадцать человек.

Возраст новых учеников Ивана Евлампиевича колебался от 9 до 50 лет. Он занимался с ними каждый день, со взрослыми — отдельно. Это были удивительно способные и любознательные ученики. Особенно полюбили манси географические карты. Сгрудившись у карты мира, они сыпали вопросы:

— Это какое место? Там кто живет? Там что люти телают? Это какое место?

Еще они любили рисование и по-детски радовались каждой своей удаче. Рисовальщиками оказались превосходными. У каждого был цепкий, острый, наблюдательный взгляд и умелые руки. Арифметический счет давался им также легко.