Дорога через безмолвие

Оставленную в тайнике записку он закончил странной фразой: «Все наши шесть верблюдов и двенадцать лошадей в хорошем виде, пригодном для работы». Именно эти слова убедили Берка в том, что у них нет шансов догнать тыловой отряд. На самом деле двое из шести упомянутых верблюдов болели паршой и до того обессилели, что две недели спустя сдохли. Впоследствии Браге так и не смог дать вразумительное объяснение своим словам; по всей видимости, в то время ему хотелось из чистой бравады представить все в наилучшем свете. Утром 21 апреля тюки навьючили на животных, Пэттона привязали к самому покладистому верблюду и в 10.30 — за 9 часов до прибытия Берка — маленький караван покинул лагерь.

Они двинулись вверх по течению, намереваясь несколько дней держаться берега крика, а затем пересечь пустыню в направлении Буллу. В первый день все шло гладко, они не торопились, и в пять часов пополудни Браге устроил привал. В тот вечер их отделяли от лагеря на Куперс-Крике всего четырнадцать миль, и, пустись Берк следом, он мог бы догнать тыловую четверку. На следующий день уже было поздно: Браге ускорил шаг и ушел слишком далеко — к 23 апреля они удалились на 50 миль от продовольственного склада и вступили в пролегающую между Куперс-Криком и Буллу пустыню. Привязанный к верблюду Пэттон стонал и не мог найти себе места, но караван не останавливался. Четыре дня они шли через голые каменистые холмы, ориентируясь по оставленному Уиллсом компасу, и 27 апреля добрались до источника в Буллу. Ровно 100 часов отряд провел без воды и теперь лошади с жадностью кинулись к колодцу.

По дороге на Буллу Браге заметил на земле лошадей и верблюдов десяти-двенадцатидневной давности, тянувшейся в направлении Куперс-Крика. На следующий день, пока отряд отдыхал, пустив лошадей выпас, он до зари отправился на разведку, надеясь разгадать тайну следов. Позднее Браге запишет в дневнике: «Когда чуть забрезжило, я заметил метрах в трехстах впереди дым костра и силуэты лошадей. Было еще довольно темно, я решил, что набрел на становище туземцев и направился к ним, надеясь разузнать что-либо об оставшейся в Дарлинге колонне. Пройдя немного, к своему удивлению, я увидел направляющегося ко мне европейца. Это оказался г-н Ходжкинсон. Он привел меня в лагерь г-на Райта. Таким образом, наша группа вместе с лошадьми, верблюдами и прочим имуществом поступила в подчинение Райта».

Встреча после шестимесячной разлуки, естественно, получилась радостной. Затем Райт рассказал историю своих мытарств. Простившись с Берном в Торовото 29 октября прошлого года, он за шесть дней добрался до Менинди. Тамошний лагерь пребывал в полном хаосе, о выступлении на Куперс-Крик не могло быть и речи. Половина припасов все еще лежала по домам у поселенцев, никто и не думал переносить их в новый лагерь на Памамару-Крике. За животными никто не смотрел, часть людей слегла, отчаянно докучали мухи. Из Мельбурна меж тем приходили мрачные вести: банки отказывались оплачивать чеки экспедиции. По пути к Менинди Берк выписал с дюжину чеков, и теперь по Муррею и Дарлингу поползли слухи, что все они выписаны без обеспечения. Банки не желали принимать чеки даже на крохотные суммы в несколько фунтов; неужели экспедиция потерпела банкротство? Позднее дело уладилось, но в момент возвращения Райта в Менинди жалованье всех участников казалось под угрозой, а сама экспедиция — покинутой и забытой ее инициаторами.

Между Менинди и Мельбурном существовала довольно надежная связь — письма прибывали дважды в месяц через Суон-Хилл, но Комитет молчал. Людвиг Беккер отправил Макадаму несколько бандеролей с записями, рисунками и образцами, однако не получил ни одного уведомления об их вручении.

Райт пребывал в полной растерянности. Как можно вести к Куперс-Крику колонну, состоящую из больных животных и людей, которые даже не знали, являются ли они работниками экспедиции? Сам Райт тоже очутился в двусмысленном положении: Берк назначил его руководителем тылового отряда, но Комитет должен был это решение утвердить. Откуда ему знать, одобрена его кандидатура или нет? Комитет вполне мог отвергнуть ее, рассуждал Райт, точно так же, как он отказался платить жалованье экспедиционным помощникам. Поэтому он счел наиболее разумным отправить в Мельбурн письмо Берка — то самое, в котором глава похода просил утвердить назначение Райта командиром арьергарда — и ждать ответа.

Была и другая причина задержки. Как раз в день возвращения в Менинди туда прискакал из Суон-Хилла конный полицейский по имени Лайонс; он сообщил, что имеет важную депешу касательно деталей продвижения Стюарта и, согласно инструкции Комитета, должен лично вручить ее Берку. Лайонсу объяснили, что одному добираться до Куперс-Крика небезопасно, но он настаивал на своем; Райт счел своим долгом предоставить ему четырех лошадей, помощника по имени Макферсон и черного следопыта Дика в качестве проводника. 10 ноября они отбыли, тем самым еще больше ослабив арьергард.