Его возвращение в лагерь 9 января заставило наконец всех зашевелиться; на соседних фермах закупили лошадей, подыскали упряжь и начали упаковывать снаряжение и провиант. Овец решили не гнать — трава уже пожухла, да и мельбурнских запасов еще оставалось предостаточно; кстати, немалая часть из них осела в лавке Томаса Пейна, так и не покинув Менинди. Караван из десяти верблюдов, отъевшихся на лугах Дарлинга, и тринадцати крепких лошадей был готов к выходу. 23 января, двенадцать дней спустя после возвращения Ходжкинсопа, Райт продиктовал письмо Комитету, в котором сообщал о намерении выступить на следующий день в таком составе: д-р Беклер (видимо, переменивший решение об отставке), Людвиг Беккер, Ходжкинсон, трое подсобных рабочих Стоун, Смит и Перселл, нанятые в Менинди, и погонщик-индус Белуджи.
На самом деле они покинули лагерь 26 января[16]
, выступили ночью, чтобы избежать дневной жары. Тяжело нагруженный караван не мог идти со скоростью, с которой двигался в свое время Берк, — он одолел этап до Куперс-Крика за двадцать три дня. К тому же сейчас, в разгар лета их ждали немалые трудности с водой: большинство колодцев успели пересохнуть. С ними не было топографа, а на Райта особых надежд никто не возлагал. Во всей истории исследования Австралии, пожалуй, не найти более бездарно проведенного похода, который вернее будет назвать бесцельным блужданием. Все не ладилось с самого начала, и, как всегда случается при плохой организации, за ошибки приходилось платить двойную цену. Беды обрушивались одна за другой. Три лошади сдохли от изнурения, крысы сожрали часть провизии, а пятерых участников свалила болезнь. Не подготовленный к роли руководителя, Райт совсем растерялся. Единственное, что он делал, это совершал короткие броски вперед в поисках воды, пока остальные плелись сзади, с каждой милей замедляя шаг.До Торовото, стоявшего на полпути до Куперс-Крика, они добрались лишь 12 февраля. Передохнув два дня, колонна преодолела еще 18 миль и уперлась в безводную равнину, простиравшуюся на многие мили до горизонта. Взяв Смита, Райт поехал вперед и в двадцати милях к северу обнаружил лужу, куда подтянул всю партию. Обезумевшие от жажды лошади накинулись на воду, превратив лужу в месиво грязи; пришлось отослать верблюдов обратно в Торовото, где еще была вода.
Райт снова отправился на разведку со Смитом и Белуджи; через одиннадцать дней они добрались до Буллу, до Куперс-Крика оставалось восемьдесят миль. Райт дослал гонца за отрядом. К этому времени пятеро — Беккер, Стоун, Смит, Перселл и Белуджи (более половины отряда) — заболели всерьез: давали себя знать цинга и скверная вода. Весь март колонна с превеликим трудом тащилась вперед.
Наконец к середине апреля все собрались в Буллу. Людвиг Беккер, Стоун и Перселл настолько ослабли, что не могли подняться, и о продолжении похода не могло быть и речи. После выхода из Менинди минуло шестьдесят девять мучительных дней, весь караван пребывал в состоянии, близком к отчаянию.
До сих пор их встречи с аборигенами проходили без осложнений. Так, 13 февраля, отмечает в дневнике Райт, на стоянку явилась значительная группа мужчин в набедренных повязках, с подбородка у них свисали перья эму. «Вечером они привели своих женщин в благодарность за наши подарки». Однако в Буллу аборигены пришли в лагерь «большой толпой, давая понять, что это их земля, и нам следует убираться». Каждый раз, когда Райт выезжал из лагеря, вокруг зажигались сигнальные костры. К концу апреля аборигены осмелели. Во главе со «стройной женщиной, довольно изящно державшей в руках бумеранг», они проникли прямо в огороженный забором лагерь, где стояли две палатки для больных.
«Доктор Беклер, — записывает Райт в дневнике, — известил меня, что видит туземцев, подкрадывавшихся к костру. Мы со Смитом пошли прогонять их и подоспели как раз вовремя — некоторые уже размахивали бумерангами; один, запустив руку в палатку Перселла, схватил корзинку с лекарствами. Тем не менее они не решались затеять бой и, когда мы со Смитом навели на них ружья, удалились, не проявляя больше агрессивности. Во время этой сцены умирающий Стоун проявил поразительное бесстрашие — он приподнялся на постели и нацелил свой револьвер. Около двух часов пополудни, сразу же после ухода туземцев, Стоун позвал меня и, взяв за руку, сказал:,Я умираю». Он произнес еще несколько слов, повторяя, что не может дышать, и просил облить его холодной водой. Через десять минут он отвернулся и умер».
Два дня спустя скончался Перселл, и аборигены вновь появились в лагере: «Целая толпа сгрудилась вокруг могилы Стоуна; вели они себя вызывающе. Один держал в руке дохлую крысу, и, произнеся несколько заклинаний, презрительно швырнул ее в нашу сторону. Мы сделали вид, что не обращаем внимания. Тогда они начали брать пригоршни земли с могилы и бросать их вверх, после чего приволокли колья и стали втыкать и. к вокруг могилы Стоуна наподобие ограды нашего лагеря, явно давая понять, что нас всех ждет судьба умерших».