Дорога через безмолвие

Итак, отведав зелья, Берк и Уиллс на пару часов забыли о своем незавидном положении и провели ночь в хижине, которую им уступили аборигены. На следующий день, 8 мая, когда Браге и Райт вернулись в лагерь на Куперс-Крике и находились чуть выше по течению, Берк пошел обратно к Кингу, а Уиллс отправился на разведку, на сей раз вниз по протоке. Он пишет: «Убедившись, что рукав резко отклоняется на север, я вернулся к стойбищу и намеревался пройти мимо, но меня пригласили остаться. Туземцы были особенно приветливы и окружили меня заботой — предложили место в хижине, накормили рыбой, лепешками и блюдом из жирных крыс. Последние оказались необычайно вкусными. Их жарили на углях, не снимая шкуры. Я заснул возле костра, прямо перед стойбищем. Они проявили трогательное внимание и всю ночь подтаскивали к костру ветки и сучья, не давая ему погаснуть».

Когда Уиллс вернулся в лагерь, верблюда уже успели пристрелить: он так и не смог подняться… Теперь путешественники могли рассчитывать только на себя. Следующие два дня Берк и Кинг разделывали верблюда, орудуя двумя оставшимися сломанными ножами и ланцетом. Уиллс в это время собирал травы и семена, из которых собирался варить суп. Он бросил в котелок крупные бобы, которые туземцы называли падду, вкусом напоминавшие «французские каштаны». Основой их рациона все больше становилась мука, получаемая из семян нарду — растения шоколадного цвета, относящегося к семейству папоротников, которое в изобилия встречается в засушливых областях Австралии. Семена и споры этого растения размалывают на плоских камнях с углублением в середине и получают грубую муку; из нее делают лепешки, которые жарят в золе. Сбор и размалывание этих семян — кропотливый труд. За день работы удается получить пригоршню муки, т. е. несколько лепешек, не дающих даже ощущения сытости. Тем не менее аборигены питались ими, и Берк, понимая, что другого выхода нет, отправился с Кингом к их становищу набираться опыта.

Оставшись один, Уиллс записывает в дневнике:

«11 мая. Настал мой черед вялить мясо; неплохо бы наловчиться в поимке птиц и крыс. Отличная перспектива после удачного похода к заливу Карпентария — застрять неведомо насколько на Куперс-Крике и жить жизнью туземцев».

Берк и Кинг вернулись на следующий день с печальной вестью — аборигены откочевали на новое место. Их исчезновение осложнило ситуацию. Хотя в начале экспедиции, если помните, путешественники отгоняли выстрелами «зловредных дикарей». Теперь существование трех белых зависело от милости темнокожих сограждан. Берк с Кингом отправляются на их поиски, взяв четырехдневный запас провизии, но возвращаются уже на следующий день, так и не обнаружив следов аборигенов. Они остались одни. Выбора не было, кроме как пытаться добраться до Маунт-Хоуплеса. Если удастся совершить марш-бросок миль в 30–40 по равнине, они наверняка найдут какой-нибудь водоем или источник. Передохнув возле него, можно будет двинуться дальше.

15 мая весь день они сортировали провизию, прикидывая, что взять с собой, а что — нет. На следующее утро, взвалив на плечи по пятнадцатикилограммовому тюку (Берк и Кинг несли еще бурдюки с водой), они покинули лагерь. Суточный паек состоял из трех полосок вяленого мяса и нескольких лепешек. В последний момент к вящей радости путники обнаружили целое поле нарду у подножия песчаного холма. «Эта находка, — пишет Уиллс, — вызвала бурю восторга: мы решили, что с помощью семян сможем продержаться, даже если придется остаться в районе крика до тех пор, пока не прибудет помощь из города». Сейчас их усилия были сосредоточены на том, чтобы выбраться из ловушки, в которой они оказались. В первый день удалось пройти лишь восемь миль. Груз оказался непомерно тяжелым, так что на следующий день часть поклажи снова зарыли. Небо наливалось свинцом, вокруг солнца сиял странный ореол.

В течение следующих шести дней записи в дневнике Уиллса становятся совсем отрывочными: ходьба отнимала все силы. Если бы свершилось чудо и полил дождь… но этого не случилось. Они шли и шли, а впереди по-прежнему дрожал в мареве пустой горизонт без единого деревца, без малейшего признака воды. Пройдя сорок пять миль к юго-западу от крика — на пять миль дальше установленного предела, — они остановились на часовой привал и повернули обратно…

Даже сейчас, столетие спустя, безжалостность судьбы вызывает возмущение. После всех мучений, выпавших на их долю, эти трое заслужили передышку: ну пусть покапает слабенький дождь или пусть они заметят, как Стерт, летящего к воде голубя. Нет, даже шорох надежды не исходил от безжизненной земли. Неудачи и трагические совпадения следовали одни за другими. Меньше чем на полдня они разминулись с Браге; потом тот же Браге, вернувшись в лагерь, не увидел следов их недавнего пребывания… Казалось бы, сколько можно?