Дорога через безмолвие

— Значит, будь у вас даже пятьдесят лошадей и пятьдесят верблюдов, вы бы все равно не двинулись с места, не получив подтверждения Комитета?

— Нет, не двинулся бы».

Почему же в таком случае он не отправил в Комитет письмо с изложением своих сомнений? Он писал, отвечал Райт. Когда? В ноябре, когда вернулся в Менинди из Торовото.

Вызванный Макадам категорически отрицал получение Комитетом подобного письма.

«Вопрос Райту: — Сохранилась ли у Вас копия?

— Нет, не сохранилась.

— Вы сами писали его?

— Да, собственноручно. Всего несколько слов.

— Можете ли вы сейчас воспроизвести по памяти суть этого документа?

— Нет, не могу.

— Не сочтете ли вы за труд написать аналогичное письмо как можно ближе к тексту оригинала?

— Нет, я не помню, какие там были слова».

Не добившись толку, комиссия занялась не мифическим, а реально существующим письмом Райта Комитету, которое было отправлено в Мельбурн с Ходжкинсоном 19 декабря. В нем Райт сообщал, что «задержка с выходом вызвана главным образом малочисленностью оставленных г-ном Берком верблюдов (девять штук); к тому же они ослаблены и не смогут нести тяжелый груз». В письме нет ни слова о том, что Райт ожидает подтверждения о своем назначении на должность. Какое же из двух заявлений Райта соответствует действительности? Почему он ждал — потому, что не хватало верблюдов, или потому, что хотел получить подтверждение?! Райт отвечал, что в письме поднимался вопрос о назначении.

«— Будьте любезны, покажите нам это место. В данном письме мы не можем его найти.

— Я почти уверен, что говорил об этом Ходжкинсону, который писал письмо.

— Но в тексте ничего подобного нет.

— Я считал, что ясно изложил свою мысль, но текст был записан иначе.

— Как все-таки объяснить это несоответствие?

— Я уже ответил на этот вопрос. Больше мне нечего добавить.

— К сожалению, пока комиссия не получит четкого ответа на заданный вопрос, ваше положение остается двусмысленным.

(Г-н Райт не комментировал это замечание)».

В дальнейших показаниях Райт уже не так путался и был менее уклончив. Он, оказывается, с самого начала уговаривал Берка не дробить экспедицию, а идти всем вместе к Куперс-Крику, но Берк не желал никого слушать — он рвался вперед. Когда наконец в январе Райт двинулся за Берком, никаких следов не сохранилось, а все водоемы пересохли. Несмотря на это, он непременно пробился бы к Куперс-Крику, если бы не аборигены и болезни. Когда Браге присоединился к нему в Буллу, возвращаться на Куперс-Крик и устраивать там продовольственный склад стало уже невозможно: людей подкосили болезни; они буквально «с плачем умоляли его» вернуться в Менинди. Д-р Беклер сказал ему: «Вы понимаете, в каком положении мы оказались. На вас лежит ответственность за экспедицию. Если вы пойдете к Куперс-Крику, трое больных погибнут. А троих мы уже похоронили… Вы принесете в жертву жизнь этих людей ради слабого шанса спасти человека, который скорей всего туда не вернется». Они полагали, что Берк двинулся через Квинсленд.

«— Почему же вы с Браге все-таки отправились в лагерь?

— Прошло еще три недели сверх того срока, в который господин Берк намеревался вернуться, и мы решили проверить».

Когда они с Браге добрались до лагеря, продолжал Райт, «то не увидели никаких следов, указывавших на то, что там побывали белые. В двух-трех местах виднелись остатки костров, которые, как я считал, разжигали туземцы. Я осмотрел эти места особенно тщательно; все чурки размером больше этих карандашей [лежавших на столе] сгорели дотла. Только туземцы так жгут костры: они кладут ровно столько дров, сколько нужно, не больше».

«— Вы оставили какую-нибудь записку на Куперс-Крике, извещающую, что побывали там?

— Нет. Я подумал об этом, но потом решил, что разрыв тайник и вытащив бутылку, мы лишь привлечем внимание туземцев, которые уже и так наведывались в лагерь. Я даже подозревал, что они наблюдают за нами — накануне вечером мы видели дым; поэтому, будучи по натуре крайне осторожным, я решил не вынимать бутылку и не вкладывать в нее новой записки.

— Разве так трудно было вырезать на дереве букву, Р», обозначив фамилию Райт, и дату — восьмое мая — под датой двадцать первое апреля?

— Я вполне мог бы это сделать, но в тот момент я был поглощен другими заботами.

— Никаких поисков вы не вели?

— Я тщательно осмотрел лагерь. Кстати, была мысль остаться там на ночь, но лошади, которых мы взяли с собой, были те самые, что прожили столько месяцев на Куперс-Крике. Поэтому г-н Браге сказал мне: «Если мы здесь заночуем, лошади наверняка убегут за пять миль к месту, где привыкли пастись, и утром нам придется идти за ними». Тогда я решил, что мы с тем же успехом можем переночевать на пастбище, чтобы потом не мучиться».

Они ускакали, обрубив последнюю ниточку, отняв у товарищей последний шанс на спасение.