Все это звучало замечательно, но вопрос, почему все-таки Комитет не торопил Райта, оставался открытым. Даже 31 декабря, узнав от Ходжкинсона, что Райт топчется в Менинди, они ничем не ускорили ход событий, если не считать письма Райту с выражением надежды на то, что «доставка провианта из нынешнего лагеря к Куперс-Крику будет успешно завершена в самое ближайшее время». После 31 декабря Комитет не ударил палец о палец до июня месяца, когда начали спешно готовить экспедицию Хоуита. Целых шесть месяцев ушли впустую и, пожалуй, даже трудно сказать, где бездействие оказалось более пагубным — в Менинди или в Мельбурне.
Повторные показания д-ра Макадама не улучшили впечатления. Он заявил, что Комитет не стал подтверждать получение депеш от Беклера и Беккера, поскольку оба были «рядовыми сотрудниками» и им надлежало связываться с Комитетом через своего руководителя. Макадаму вежливо дали понять, что это не меняет дела — письма информировали Комитет о том, что в конце ноября Райт все еще сидел на Дарлинге, но Мельбурн никак не отреагировал.
Затем события приняли неожиданный оборот: место свидетеля занял Джордж Джеймс Ленделс, человек, командовавший верблюдами и покинувший экспедицию в Менинди. Он пребывал в возбужденном состоянии, результатом чего явился следующий нелепый диалог:
«— Вы отправились с господином Берком из Мельбурна, не так ли?
— Да.
— И как далеко вы ушли?
— Я считаю своим долгом сообщить вам все сведения, которыми располагаю, однако прежде прошу вызвать сюда всех членов первоначального состава экспедиции с тем, чтобы я смог опровергнуть возведенный на меня поклеп.
— Вы знаете, что это невозможно. Мы не занимаемся сейчас установлением факта клеветы или поклепа. Мы хотели бы с вашей помощью уточнить ряд неясных моментов.
— Все детали всплывут, но я считаю, что со мной обошлись дурно; я намерен опровергнуть несправедливые обвинения в свой адрес. Меня оклеветали, представив события в кривом зеркале.
— Расследование этого вопроса не входит в задачу данной комиссии.
— Я с готовностью предоставлю любую информацию, которой располагаю, однако мне невозможно это сделать, коль скоро здесь нет членов первоначального состава экспедиции.
— В таком случае соблаговолите удалиться.
— Понимаю. Справедливости не дождаться ни от кого. Королевское общество захлопнуло передо мной двери, вы тоже не желаете слушать».
С этими словами Ленделс покинул зал, а его место занял Томас Дик, содержатель бара в Суон-Хилле, где работал Чарли Грей. Дик был возмущен замечанием Кинга о том, что Грей подорвал себе здоровье пьянством. Это неправда, воскликнул бармен, за те полтора года, что Грей работал у него, «он надирался раз шесть-семь, не больше».
Члены комиссии настроились на шутливый лад: «Его можно считать трезвенником, не так ли?»
Да, Дик придерживался именно такого мнения, и он явился на заседание, чтобы не дать опорочить имя Грея. Комиссия поблагодарила его за прямоту.
Далее опять выслушали Кинга, которому захотелось кое-что добавить.
«Я обратил внимание, что в дневниках [Уиллса] нет упоминаний о религии и боге. У каждого из нас была своя Библия и молитвенник. Время от времени мы читали их. И вечером на смертном одре господин Берк молился, просил у госиода прощения за прошлое и умер со спокойной душой, как подобает истинному христианину».
Кроме того, Кинг много размышлял над историей с тайником в лагере и пришел к выводу, что Браге и Райт, вернувшись туда, должны были увидеть, что кто-то разрыл яму; они должны были также понять, что костры разжигали белые.
«— Как можно было узнать, кто разжигал костер, — белый или туземец? Там не осталось ни кусочка дерева; Вы полагаете, что сами могли бы отличить?
— Там оставались несгоревшие куски, хотя он [Райт] утверждает, что там ничего не было.
— Имелся ли в лагере запас дров?
— Нет, дров не было. Нам пришлось сжечь несколько оставленных скамеек, и часть из них прогорели не полностью; но это не главное — уже по расположению костров можно было понять, что их жгли белые».
Еще он хотел бы добавить следующее, продолжал Кинг: «Господин Ленделс предъявлял претензии и требовал разбора своего дела. Я готов выступить в защиту господина Берка в качестве свидетеля и участника».
В этот момент д-ру Уиллсу было позволено обратиться с вопросом к Браге:
«— Я хотел бы спросить, не оставил ли мой сын, господин Уиллс, перед выходом в рейд дорожную сумку?
— Он оставил в палатке мешок, ситцевый мешок с одеждой.
— Знали ли вы, что это были его личные вещи?
— Да, знал.
— Почему же тогда вы взяли мешок с собой в Менинди, а не зарыли в яму?
— У господина Уиллса было ровно столько же одежды, сколько у остальных. Я никак не думал, что им понадобится одежда.
— Не кажется ли вам, что эта одежда могла спасти ему жизнь?
— Сейчас мне известно многое из того, чего я просто не мог знать раньше. Если бы я знал, что они вернутся в тот вечер, я, конечно же, остался бы в лагере. Ьудь у меня хоть малейшая причина допустить, что они когда-нибудь вернутся, я бы скорее погиб, но не покинул лагерь».