Дорога через хаос

Но возвратимся к изначальному вопросу — так почему же Анчаров "несостоявшийся" великий человек? Он очень многое делал первым, походя изобретая новые жанры в искусстве, если не умещался в старых. Первым стал писать авторские песни. Первым поставил сериал на отечественном телевидении. Одна молодая художница рассказала мне, что в Суриковском им преподавали способ рисования, который изобрел Анчаров. Под влиянием моего отца он стал писать фантастику — это была совершенно новая, ни на что не похожая фантастика. Сейчас, когда мы о фантастике знаем много больше, можно с уверенностью сказать, что у Анчарова тут не было ни предшественников, ни — увы! — последователей, это совершенно отдельное течение, которое так и не оформилось в жанр. Зато все остальное еще как оформилось! Но Анчарову уже не было до того дела…

Возможно, тут и кроется разгадка — он был слишком жаден до творчества, его интересовало в искусстве все, он начинал и остывал, не добираясь до самых вершин, не желая застолбить вот это пространство за собой и обозначить себя, как корифея–основателя, как первопроходца. Среди его картин можно встретить и откровенный соцреализм, и полотна "под Грекова", и точно выписанные классические пейзажи или натуры, и классический импрессионнизм и что–то совершенно ни на что не похожее, свое… Анчаров принадлежит к племени тех, кто открыл Америку задолго до Колумба, но чьи имена мы помним лишь смутно — вроде был какой–то Эрик Рыжий, да и то… зыбко это и как–то неоднозначно… Он просто не задумывался о какой–то там славе и престиже и тем более, если для обретения их нужно было предпринять какие–то специальные усилия (а это почти всегда так — кроме редких счастливых случаев). Он творил свою жизнь крупными мазками, не отвлекаясь на частности — делал то, что считал нужным. Наверное, он смог бы, если бы захотел, стать популярным и знаменитым — но, возможно, уже тогда не был бы Анчаровым таким, каким мы его знаем, помним и любим.

Политика

Подсвеченный первыми лучами, в зал ожидания смотрел Ленин.

"Теория невероятности"

Безусловно, Анчаров был коммунистом — не в политическом, конечно, плане, а в идейном. Покойный Аркадий Натанович Стругацкий в частной беседе с автором этих строк тоже заявлял, что он — коммунист (это были уже перестроечные годы, когда насчет коммунизма в нашей стране было все всем понятно)3. В этом нет ничего странного или плохого — сама по себе идея коммунизма чрезвычайно привлекательна, особенно для таких яростных идеалистов, каким был Анчаров. Вообще объяснение тому факту, что довольно много интеллигентов с восторгом первоначально приняли пролетарскую революцию, не так уж и сложно найти — представьте себе Творца (в бердяевском смысле, см. эпиграф). И вот этому самому Творцу (или тому, кто мнит себя таковым) предлагают не просто клепать какие–то стишки или картины, а принять участие, ни много ни мало, как в акте творения нового мира, лепить собственными руками саму действительность! Искушение оказалось слишком велико — но получив вместо всемирного братства Всероссийскую чрезвычайную комиссию, большинство таких, как Андрей Платонов, к примеру, во всем этом быстро разобрались. Во втором поколении — оттепельном — то же самое повторилось, скажем, с Аксеновым или Стругацкими. Идея, однако, осталась, потому принадлежность Анчарова к славному племени идеалистов–коммунистов удивлять не должна.