Кстати, голос артиллерии из Воронежа доносился куда мощнее, чем с юга. Насколько я представлял, дальше к югу река Воронеж сольется с Доном. Значит, там стреляют реже. Тогда, логически рассуждая, если нас после этого поведут на север, значит, нас ждет что-то серьезное, а если на юг – будем реку охранять. Да и снова, логически рассудив, получается, что Воронеж какую-то промышленность имеет, и населения там, как в областном городе, тоже немало. Так что воевать за него и мы, и немцы должны. Отвоюем город – промышленность будет на Союз работать, жители в армию призываться пойдут, когда нужно, на заводах трудиться и прочее полезное делать. Немцы в Воронеже удержатся – значит, у нас не будет воронежских заводов и воронежских людей. Воспользуются ли немцы здешними заводами и здешними жителями как бесплатной рабочей силой? Кто его знает. Но даже если и совсем нет, то нас они их лишат.
Я почему про это еще и думал? Потому что в мое время слыхал: вот зачем тот город обороняли? Мол, оттого его перепахали артиллерией. И штурмовали другой – зачем? Зачем тот же Берлин брали? А вот и затем. Пока Берлин гитлеровский, у Гитлера на два миллиона (или сколько там) людей больше, и на двадцать заводов (а может, и больше) тоже. Когда они взяты у Гитлера – Гитлер слабее.
С учетом обстановки весны сорок пятого взятый Берлин даже без Гитлера в нем оставляет у Германии не так много територии, населения и заводов. Да и брать Берлин нужно огромными силами. А чтобы поддерживать в нем порядок, этих сил нужно совсем не так много, да и то будет не армия, а НКВД. А освободившиеся силы Красной Армии пойдут из Берлина брать остальное, и у Гитлера останется еще и еще меньше. Вот такая вот мысль у меня получилась. Может, до этого и без меня уже додумались, но я это честно продумал сам и пришел к такому выводу.
А пока дело пахнет штурмом Воронежа. Значит, скоро будет это:
Гор тут таких не будет, ибо автор написал стихи о Кавказских горах. Но насчет ада я постараюсь.
К 12 августа мы были готовы к наступлению. Как я уже говорил, левобережная часть оставалась за нами и активно расстреливалась немцами. Это был низкий берег, а правый, теперь немецкий, нависал над нами. А все закон Кориолиса: течет река с севера на юг, и правый берег у нее выше левого. Правда, есть извилистые реки, где на излучине все меняется, но тут, на Воронеже, все было классически.
Неглубокая (ну, так я слышал) и не сильно широкая река Воронеж, с полкилометра поймы, за ней – Чижовка, не то предместье, не то захолустный район города, чуть подальше – центр. Через речку идет ныне взорванный мост, к нему через пойму – дамба с дорогой поверху. Вот такое будущее поле боя.
Да, как оказалось, возле дамбы на том берегу – небольшой плацдарм, что за неделю до нас отвоевала одна из дивизий, оборонявшихся по берегу. А мы наступали правее их. Ночью на берегу готовились к утренней атаке, подтягивали орудия для стрельбы прямой наводкой по тем пулеметам, что будут бить по переправе. Саперы заготавливали нужное для постройки штурмового мостика.
Что такое штурмовой мостик? Это такое переправочное средство, узенький мосток на поплавках. Поплавки делались из какой-то прорезиненной ткани, и саперы их набивали сеном. Сверху них – узенький настил, лишь немногим шире полуметра, а в качестве перил – натянутый трос. Когда бежишь через него, он под множеством ног ходит, аж страшно становится, и думаешь, что такое он не выдержит. Лекарство от этих дум одно – беги быстрей и не смотри ни назад, ни вбок.
Пулеметные очереди свистят над головой, в стороне взлетают столбики минных взрывов, а ты беги, вдруг успеешь быстрее, чем немцы в мостик мину всадят! Мины падают то в воду, то в грязь, то на землю, потому сверху на тебя валятся то вода, то грязь, то огрызки какой-то травы, а ты все равно беги! За тобой все равно земли нет, есть только та земля, что под тобой и впереди тебя! А то, что тебя бьет то мелким осколком, то воздухом от разрывов, то грязь и лягушки падают – ничего, вот добежишь и все это немцам припомнишь: и осколок, оцарапавший руку, и эту чертову лягушку, что на плечо свалилась, как эполет, черт ее раздери еще раз после немецкой мины, за все, на меня упавшее!