Дорога дней

Организованная Адамом артель, или, как блестящими буквами было написано на вывеске, «фабрика металлистов № 1», разместилась возле Кантара, в старых казарменных конюшнях, а бывшие мастерские жестянщиков постепенно превращались в квартиры для десятков семейств, неизвестно откуда прибывших. Так незаметно перестал существовать один из «центров» нашего квартала.

Правда, там еще кое-где постукивали молотками последние кустари — лудильщик Парнак, коваль Нерсес и «нытик Гево» — жестянщик. Про последнего говорили, что он тайно торгует водкой.

В старом помещении школы собирались открыть фабрику обуви и кожаных изделий, куда приглашали на работу моего отца.

Среди новых обитателей нашего квартала особо примечательных личностей не было, кроме одного, который одиноко ютился в бывшей мастерской жестянщика Адама.

Через несколько дней после его появления рядом с цирюльней Симона открылась лавка, где наш новый сосед торговал газетами и дешевыми книгами. Еще он чинил часы — ремесло, которым не очень-то прокормишься, поскольку в квартале, кроме стенных ходиков, других часов ни у кого не было. Звали его Маркар, но, кроме нашего соседа Хаджи, который обращался к нему «парон Маркар», все величали его «Газет-Маркар» либо просто «Газет». Когда его так называли взрослые, он слышал в этом оттенок уважения и не сердился, но стоило нам окликнуть его так же, он выходил из себя, руки начинали дрожать, от злости он ронял лупу из правого глаза.

Взрослое население квартала относилось к Газет-Маркару с большим уважением.

— Шибко ученый человек, по-всякому говорить может, — заявляла Србун, и не без оснований.

Со дня ареста генерала Алагязова в квартале не осталось никого, кто бы говорил по-русски, тогда как Газет-Маркар знал не только русский, но и «язык германа», потому что в годы войны находился в плену в Германии.

Благодаря знанию языков, ремеслу («благородному ремеслу», как говорил мой отец) и особенно газетам с первых же дней своего появления Газет-Маркар прослыл авторитетной личностью, и преимущественно в вопросах политики. А политика, как и раньше, была основной темой разговоров в кофейне черного Арута при непременном участии нашего соседа Хаджи, отца Остолопа и прочих завсегдатаев. И в этих разговорах заключительное слово все почтительно предоставляли Газет-Маркару.

У последнего было много свободного времени, и, понятно, он успевал прочесть почти все полученные на продажу газеты и книги и, конечно, превосходил ученостью как моего отца, так и цирюльника Симона. Кроме того, были у него и какие-то связи в комиссариате просвещения, — Хаджи уважительно говорил: «За один стол с начальством садится». Газет-Маркар любил в разговоре бросить невзначай:

«Вчера вызывает меня наш Асканаз, — мол, что скажешь, дядюшка, хотим организовать театр».

Многие не верили в то, чтоб наркома интересовало мнение Газет-Маркара насчет открытия театра, но это невинное тщеславие продавца газет, помимо всеобщего почтения, приносило и свою пользу. Черный Арут, разные лавочники, включая гробовщиков, старались поближе сойтись с ним.

Цирюльник Симон, к примеру, брил его бесплатно и каждый раз, когда тот доставал деньги, повторял:

— Не надо, братец Маркар, не чужие ведь, авось и у меня к тебе дело будет.

Непонятно, чем мог быть полезен Газет-Маркар Симону, у которого, как мне помнится, и часов-то не было.

Маркар и внешностью отличался от остальных жителей квартала. Это был маленький, очень маленький стареющий человечек. За исключением заведующего нашей школой товарища Смбатяна, никто в квартале не носил коротко подстриженной светлой бородки. Светлые были у Газет-Маркара и усы, а голова большая, лысая, и только возле ушей торчало по пучку желтых волос, которые вечно выбивались из-под шляпы. Ходил он в костюме и в белой, всегда несвежей рубашке при неизменном черном галстуке.

Ореола славы, окружающего Газет-Маркара, не замечали только малыши, и в их числе были я и Чко, хоть мы и старались казаться взрослыми.

Каждый день рано утром, прежде чем открыть свою лавчонку, Газет-Маркар заходил в цирюльню Симона.

Вместо приветствия он непременно разражался какой-нибудь странной фразой:

— Итак, да здравствует рус…

— Ну, что там новенького в газетах? — спрашивал цирюльник Симон.

— Здравствуй, добро пожаловать, — отвечал цирюльник Симон и обращался к сидящему перед ним клиенту: — Голову брить будем?

— Нет, — отвечал тот.

Симон давал один конец ремня клиенту в руку и, держась за другой, точил бритву, а Газет-Маркару предлагал любезно:

— Садись, братец Маркар. Вот освобожусь, в нарды сыграем, — и кричал в глубь парикмахерской: — Ахчи, Наргиз, принеси-ка братцу Маркару чашечку кофе!

— Весьма благодарен, — улыбался Газет-Маркар и, приняв из рук Наргиз кофе, опускался на длинную скамью у стены.

— Ну, что там новенького в газетах? — спрашивал цирюльник Симон.

— Давай, уста, давай, некогда мне, — недовольно ворчал клиент.

— Все, кончаю, — отвечал Симон, подправляя ему усы.