— Бабушка! — рявкнула Станислава. — Ты зачем ее в горшке упокоил, некромант недоделанный? Чем тебе бедная старушка не угодила?
— Я, я не хотел. Оно само как-то получилось, — невразумительно проблеял парниша. — Я ж того… Землю в горшок собрать хотел. Я ж не знал, что у вас…
Хевирим покосился на мою сумку, и у меня чуть сердечный приступ не случился, ибо содержимое чемодана было зверски выпотрошено и разбросано тут же по полу.
Ох, и зачем только я этот прах на самом дне спрятала?
Я натурально взвыла и кинулась к вещам. Сначала моя сумочка пострадала от пространственного кармана. Так теперь еще и это. Вещи окончательно измялись, но ко всему прочему меня ждал еще один неприятный сюрприз. Я вскрыла коробку, в которой лежал сувенир из Лавки Чудес, и с ужасом обнаружила, что купленная статуэтка феникса сломана. У бедняги отвалилось крыло и клюв заметно помялся.
Я пригорюнилась.
— Я могу починить, — участливо предложил Хевирим, но цену его помощи я теперь прекрасно знала.
— Помог уже, помощничек! — фыркнула я обиженно и, шмыгнув носом, от греха подальше спрятала птичку обратно в коробку. Чтобы не доломал ненароком.
— Люб, да ладно тебе, не расстраивайся. У тебя за окном вон живой феникс есть.
Я тотчас вспомнила про Фауста, что по-прежнему жалобно скребся в окошко, и, так как злость на феникса сменилась обидой на гремлина, то первому повезло и его впустили обратно в комнату.
Обрадованный птиц радостно кинулся в мои объятия и, проворковав что-то совершенно непонятное, но приятное по звучанию, потерся башкой о мою ключицу. Извиняться изволил.
Я в свою очередь почесала птичке шейку, пропуская меж пальцев гладкие шелковистые перышки, и, поудобнее перехватив изрядно потяжелевшую тушку, с ногами залезла на кровать. Водрузила Фауста себе на колени и устремила взор на провинившегося малорослика.
— Ну, я пойду? — пискнул Хевирим и сделал робкий шаг назад, решив, что наиболее безопасным для него вариантом будет поскорее отсюда ретироваться.
Ага, так я его и отпустила!
— Куда намылился? Ты еще уборку не закончил! — грозно проговорила я и кивнула в сторону выпотрошенного чемодана. — И чтобы больше никакой магии! Ручками, все ручками.
Гремлин послушно поплелся исполнять указание. Я глядела, как он аккуратно складывает одежку, и, честно говоря, мне было абсолютно фиолетово, что среди прочего там имеется и нижнее белье, чулочки и панталончики да всякие женские мелочи. Херувимчик безропотно складывал все это в сумку. А вот устроившийся на моих коленях Фауст глядел на того с изрядным неодобрением.
— Ну, рассказывай, голубчик, — начала я, прерывая неловкое молчание.
— Что рассказывать? — вскинулся мой работничек, и рыжие кудряшки мазнули по лицу.
— Все рассказывай! Откуда ты, безрукий такой, на нашу голову взялся?
— Так сами ж наняли! — вдруг осмелел парниша.
— Сами-то сами, — влезла в разговор Стаська, которая тоже забралась на кровать, а потом и вовсе нырнула под одеяло, хотя, в отличие от меня, облачена мелкая была не в полупрозрачную сорочку, а в нормальную пижаму. — Только никто нас не предупреждал о последствиях.
— Вот именно! — поддакнула я. — Так что выкладывай давай, что еще за подставу ты нам уготовил?
— Ничего я не готовил, — кажется, и вовсе обиделся рыжий.
— Ага, еще скажи, что ты тут вовсе ни при чем. И что все наше сегодняшнее невезение — чистой воды совпадение.
— Нууу. Я это не специально, — опустив глазки в пол, все же признался паренек.
— Значит, это все-таки ты! — поймала его на слове мелкая.
— Нет. То есть не совсем. Не я это!
— Смотрите-ка, врем и не краснеем! — вдруг раздалось с подоконника, и, обернувшись на звук, мы узрели призрака бабули, с трудом выкарабкивающегося из цветочного горшка.
Вот и в нашем полку прибыло. Теперь-то рыжий засранец точно не уйдет от ответа.
— С возвращением, бабушка! — радостно воскликнула Стасечка. — А нас тут обижают! — тут же сдала парнишку мелкая. — То есть за нос водят. Пытаются, — поправилась она.
— Это вот этот, что ли, опечатанный? — Бабуля невежливо ткнула пальцем в гремлина.
— Какой-какой? — не поняла я.
— Опечатанный. В смысле, печать на нем.
— Какая такая печать? — всерьез заинтересовалась Стаська. Херувимчик же сделался тише воды ниже травы и, кажется, вовсе был бы счастлив сейчас слиться с интерьером.
— Невезения, — с потрохами выдала нашего работничка графиня. — Уж не знаю, кто на него наложил эту пакость, но сильна-а. И что самое противное — распространяется на тех, кто рядом. Так что на вашем месте я бы от этого счастья избавилась. И чем быстрее, тем лучше.
Мы с сестричкой синхронно уставились на «счастье». И взгляды наши не сулили ему ничего хорошего.
— Сам расскажешь? Или прибегнем к пыткам? — Взгляд Стаськи из испытующего превратился в поистине плотоядный.
— А чего тут рассказывать-то? — шмыгнул носом парень.
Ну, начинается. Сопли, слезы и все в таком духе. Что за мужики нынче пошли?
— Для начала, кто и за что на тебя эту гадость наложил? И как нам теперь от нее избавиться?
— Да разве ж я знаю? Знал бы, давно бы снял.