Дорога домой

Очень давно, когда Пакс ещё был щенком, он два дня жил вместе с Питером и его отцом в лесу, в брезентовом домике у ручья. Отец мальчика развёл огонь, они приготовили еду, и Питер поделился своей едой с Паксом. Потом люди держали над углями палочки с белыми комочками на концах, от них расплывался тёплый сладкий запах – странный, но приятный, – и Пакс смотрел, как Питер и его отец едят эти белые сладко пахнущие комочки.

А потом Питер положил палочку на камень рядом с собой, и Пакс не утерпел, подкрался. Но, ухватив её зубами, взвизгнул: комочек, липкий и обжигающе горячий, растёкся по носу. Его мальчик вскочил, сдёрнул с себя футболку, окунул в прохладный ручей, прижал к морде Пакса, и успокаивал его, и обнимал. И лис почувствовал: его любят, он в безопасности.

Он снова втянул в себя запахи с реки. Отыскал среди них запах мальчика, по которому так тосковал.

И он решил. И, вернувшись к дочери, разбудил её.

Идём к реке. Сейчас. Это недалеко.

Но, видимо, заплыв через пруд отнял у неё последние силы – Пакс понял это, когда она поднялась. Придётся нести её в зубах. Значит, ночью они идти не смогут, надо ждать рассвета.

Он отвёл её в сухие кустики бородача. Отдыхай. Пойдём на заре.

20

– Всё, это последние.

Сэмюэл протягивал ему пакет с тремя зефирными подушечками. Питер взял одну, проткнул ивовым прутиком. Вечер был прохладный, от костра остались только красные угольки – идеальное время для маршмеллоу.

Наблюдая, как быстро золотится белая корочка, он вспомнил. На его восьмой день рождения отец взял его в двухдневный поход – вместе с Паксом. Получились отличные выходные, но вечером, сидя у костра, Питер по глупости положил горячую зефиринку на камень, чтобы остыла, а Пакс её схватил. Питер быстро обернул обожжённую мордочку лиса мокрой футболкой, но потом чувствовал себя ужасно, ужасно: он не заслуживает питомца, понял он. И сказал об этом отцу.

«Я вижу это совсем по-другому, – ответил тогда отец и кивнул на Пакса, уснувшего у Питера на коленях. – И он тоже, думается мне. Да, случилась неприятность, но ты мигом подскочил и позаботился о своем питомце – сделал всё, что нужно. Ты проявил ответственность, вот как я это вижу. А твой лис, скорее всего, усвоил только, что, когда ему больно, Питер поможет».

Восьмилетнего Питера это ошеломило: выходит, одно и то же событие, один и тот же поступок можно увидеть так по-разному? Из-за этого он тогда долго не мог уснуть. Да и теперь, хотя ему было уже тринадцать, почти четырнадцать, – эта странность по-прежнему не укладывалась в голове.

Тут Сэмюэл поднялся со своего камня, собрал сушившиеся у костра сапоги и, выдав каждому его пару, объявил:

– Всё, пора на боковую. Снимаемся завтра до рассвета.

– А почему? – натягивая сапоги, спросил Питер.

– Завтра утром от водохранилища стартует первая команда Воинов. А нам ещё до фабрики пилить и пилить. Так что придётся ускориться, чтобы пройти весь маршрут быстрее них. Выйдем пораньше.

– Вот и хорошо. Мне хочется поскорее отсюда уйти, – сказала Джейд, хотя и продолжала сидеть у тлеющих угольков. – Это то самое место, Питер: помнишь, я рассказывала про Овальный пруд? Он тут совсем недалеко. Не люблю вспоминать про тех енотиков.

Пощупав свои сапоги, Джейд опять положила их к самым уголькам.

– Ещё не высохли.

Она зябко поёжилась: наверное, представила, что сталось с енотьими детёнышами, подумал Питер, но тут же понял, что дело не в этом. Джейд дотянулась до своих ступней и сильно сжала пальцы ног.

– Я такая мерзлячка, – пожаловалась она. – А эти их хвалёные армейские носки вообще не помогают. Выдали бы лучше нормальные шерстяные!

– Ещё какая мерзлячка, ага! – рассмеялся Сэмюэл.

Питер только молча отложил свой прутик с маршмеллоу в сторону.

Его настигло ещё одно воспоминание: когда он был маленьким, мама часто читала ему перед сном. Питер, чтобы видеть картинки, ложился в своей кровати на бок и сворачивался калачиком. На середине книжки мама подсовывала свои босые ступни под его коленки и говорила: «Сосульки, бррр!..» И точно, ноги у неё были ледяные. Но Питер всегда грел её ступни своими коленками, и она всегда восхищалась тем, какие они тёплые, а он светился наивной малышовой гордостью.

На секунду он представил, как он предлагает Джейд свои коленки. Отогревает её сосульки, спокойно пожимает плечами – а что тут такого? Просто человеческая доброта. Кто-кто, а эта девушка доброту поймёт. Всё будет нормально.

А может, и ненормально. Само это ощущение, что чьё-то тело дотрагивается до его тела, пусть даже через одежду. Иногда Вола легко касалась его плеча или, показывая ему, как пользоваться каким-то инструментом, клала свою ладонь поверх его – даже от этого его немного трясло. Вчерашние объятия были – будто что-то сломалось у него внутри, только он не знал, хорошо это или плохо.

В этот момент Джейд вытянула ногу, дотронулась кончиками пальцев до его бедра.

– Сосульки, бррр!.. – И рассмеялась.

Горло у Питера сжалось, подбородок стал каменный. Он крепко зажмурился, чтобы не выпустить слёзы.