Дорога домой

– Я устал, – сказал он. – Пойду распакую спальники.

Он встал и повернулся уходить, но Джейд, вскочив, ухватила его за руку.

– Прости. Я что-то не то сказала…

Питер провёл ладонью по лицу.

– Просто дым. Ничего плохого ты не говорила. Я устал, вот и всё. Много сегодня шли.

– Конечно. Но всё равно прости. Ты такой серьёзный мальчик… Наверное, я хотела услышать, как ты смеёшься. Да, правда, ложись, надо же выспаться.

И Питер спасся бегством. Он умылся, а потом расстелил свой спальник по другую сторону кострища – выбрал ровный плоский камень, покрытый лишайником.

Он вынул из рюкзака коробку с отцовским пеплом. Аккуратно поставил её в капюшон спальника, обернул свитером. Потом заполз в спальник, улёгся спиной к мерцающим углям и застегнул молнию до самого верха.

21

От пруда до реки было недалеко, но, пока Пакс с дочерью добирались, уже совсем рассвело. Несколько раз она пыталась идти сама, однако почти сразу падала и лежала на боку, растерянно моргая. Пакс её поднимал. Сначала она сопротивлялась, потом смирилась – позволила отцу себя нести, но, если он переходил на бег или даже лёгкую трусцу, начинала поскуливать, поэтому они шли медленно.

Он осторожно опустил дочь в ямку между гладкими корнями над рекой и теперь следил, как она озирается и принюхивается на новом месте.

В воздухе пахло мхом, папоротником и остывшим костром – Питер с двумя другими людьми ушёл не меньше часа назад. В сосновой кроне бранились синицы, не поделив прошлогоднюю шишку, на берегу короеды копошились в стволе мёртвого вяза, в каменистом русле тихо плескалась вода.

Река, объяснил он. Вода течёт сильно. Мы должны оставаться с краю, где неглубоко.

Зная любопытство своей дочери, он ждал, что она сейчас пустится исследовать берег, и приготовился бдеть.

Но лиска опустила голову на лапы и уснула. Её дыхание замедлилось. И вдруг её глаза опять широко распахнулись и она, пошатываясь, поднялась на ноги.

Запах людей, подтвердил Пакс. Они ушли. Можно исследовать. Река?

Но дочь отказалась. Снова легла, свернулась в ямке между корнями.

Пакс проверил воздух и, убедившись, что хищников поблизости нет, отошёл узнать всё, что возможно, о своём мальчике, который чуть больше часа назад был ещё здесь.

Он узнал, что Питер здоров. Он путешествует с двумя другими людьми, женщиной и мужчиной, и между ними нет агрессии. Они следуют за рекой: пришли с севера, ушли на юг. Пока они стояли здесь, его мальчик ел у костра – Пакс уловил запах мяса и поджаренных белых комочков. Отыскал три прутика с содранной корой, с остатками белого сладкого на облепленных муравьями кончиках. Потом осмотрел камень, где Питер спал.

Его мальчик удачно выбрал место: хороший обзор реки, сухое ровное каменное ложе и никаких насекомых, кроме самых безобидных. Пакс опустил нос к камню и вдохнул запах мальчика, которого он любил.

Он бросил взгляд на дочь, и ему нестерпимо захотелось научить её тем важным вещам, которые он знал сам. Он разбудил её. Следуй за мной.

Лиска послушно поднялась, но шла какой-то совсем странной виляющей походкой. Тогда Пакс понёс её; она не вырывалась.

Но как только он опустил её на каменное ложе с пятнами лишайника, она отпрыгнула. Её ушки тревожно прижались к голове, шерсть на загривке встала.

Пакс позвал.

Она не хотела возвращаться.

Он взял её и снова посадил на то же место.

Человек! Она скатилась с камня, отползла подальше. Люди, опасно.

Да. Многие из них опасны.

Дочь не приближалась, села поодаль. Не все?

Пакс подождал, пока она это примет: маленькая лиска упряма, как и её мать. Наконец он почувствовал, что она успокаивается.

Он обнюхал камень с лишайником. Этот – нет. Мой мальчик.

Её острые ушки вопросительно замерли.

Пакс лёг. Иди сюда.

Лиска осторожно подползла, устроилась под его широким белым воротником.

Пакс положил лапу ей на плечо. Когда я был даже меньше тебя, мне было очень плохо. Я не помнил, мне нечего было помнить. Я только знал. Человек, мальчик, взял меня из моего дома.

Её глаза расширились. Мать-отец разрешили?

Мать-отец умерли. Мальчик принёс меня в свой дом. Он кормил меня. Он согревал меня своей кожей.

Мальчик был мать-отец?

Пакс подумал. Да, согласился он, мать-отец. Потом друг. Он говорил со мной только мягким голосом. Его руки держали меня надёжно, но никогда не сжимали больно. Когда я звал, он приходил. Я мог ему доверять.

Дочь молчала. То, что объяснял ей отец о людях, не сходилось с тем, чему учила мать. Пакс это понимал.