Дорога горы

Чем ближе «идущие на смерть» подходили к амфитеатру, тем громче становились шум трибун, хлопанье бичей, свирепое рычанье львов и трубные крики слонов. Было время венации10. У входа в амфитеатр цепью стояли легионеры. Здесь же толпились не попавшие на представление горожане, чтобы поглазеть на гладиаторов. Мужчины оживленно переговаривались, смеялись и показывали пальцами на бойцов. Зрелые матроны бросали в сторону загорелых атлетов быстрые оценивающие взгляды, но тут же прятали раскрасневшиеся лица под вуалями. Не дай бог заметит муж – выслушивай потом. Девушки взволнованно перешептывались, округляя глаза, и прыскали в ладошки. Внезапно воздух задрожал от мощного рева тысяч глоток: возбужденные зрители приветствовали очередной кровавый трюк. Легионеры расступились, пропуская гладиаторов в темноту арки, и вскоре шаги бойцов замерли под каменными сводами подземного коридора, едва освещенного мерцающими факелами…

Пока одни рабы оттаскивали в подвал трупы людей и животных, другие посыпали арену свежим песком. Слуги эдитора бегали по лестницам театрона, раздавая зрителям финики, орехи, пирожки и жетоны на получение подарков. После выступления акробатов, шутовпегниариев с деревянными мечами и избиения приговоренных к смерти ноксиев наступило время долгожданной схватки.

По команде ланисты двенадцать гладиаторов под бравурную мелодию оркестра вышли на середину арены и выстроились в две шеренги лицом к трибуне наместника Сирии. Эдитор был готов заплатить большие деньги за участие лучших бойцов Солона, лишь бы игры удались. От них требовалось только одно – красиво умереть. Ланиста возражал: без права на помилование лудус лишится лучших из лучших и потеряет перспективы. Но претор умел убеждать – с магистратами нужно дружить, а то мало ли что может случиться. Например, школу закроют за грязь на кухне или плохое содержание рабов. Кроме того, он пообещал такую щедрую компенсацию, что жадный сириец махнул рукой.

После того, как глашатаи прокричали прозвища и имена гладиаторов, а также их заслуги, вновь зазвучали трубы, затем вступили горны, зазвенели кимвалы. Бойцы разобрали оружие. Сумма рудис11 вышел на середину арены и поднял жезл. Оркестр смолк, трибуны затаили дыхание. Наконец, дробно загрохотали тимпаны, запела труба… Судья резко взмахнул рукой.

Схватка началась. Лязг железа о железо, резкие выкрики бойцов, стоны раненых и гул трибун – все смешалось в смертельном водовороте боя. Фракиец отражал удары и делал быстрые выпады. Всадив меч в очередного противника, он рывком вытащил оружие, а затем быстро огляделся, готовый броситься на любого, кто окажется рядом. Но не увидел никого. Воин опустил сику и выпрямился, тяжело дыша.

Прямо перед ним хрипел умирающий мирмиллон, загребая ногами песок. Кровь пульсирующими толчками вытекала из раны в животе. Поодаль лежала пара мертвых гладиаторов; каждый из них успел воткнуть в соперника кинжал. Еще дальше двое истекающих кровью бойцов без шлемов боролись из последних сил, хватая друг друга за горло. Вскоре оба затихли.

Арена была усеяна трупами, но у дальнего края оставался живой мирмиллон. Он стоял, широко расставив ноги и сжимая в руке меч, словно воплощение бога Марса. Бронзовый шлем с широкими полями и гребнем в виде рыбы ярко блестел на солнце. Рядом с ним вертелся секундант, жестами подзывая фракийца. Тот сжал пальцы на рукоятке сики, а затем двинулся в сторону соперника, ускоряя шаг, переходя на бег. «Убить! Убить! Убить!».

Подбежав к мирмиллону, воин узнал его и резко остановился, словно споткнувшись. Противники несколько секунд неподвижно стояли лицом к лицу. Публика в нетерпении свистела и топала ногами. Судья суетливо бегал вокруг гладиаторов, размахивая жезлом, выкрикивал команды. Мирмиллон смотрел себе под ноги, словно не зная, что делать дальше. Вдруг он резко дернул головой, его мышцы напряглись, и фракиец понял, что решение принято. В ту же секунду арена вновь наполнилась звоном оружия и хриплыми возгласами дерущихся.