Дорога из стекла

– Да, понимаю. Но ты говоришь о вещах, которые нельзя сравнивать. В нашем деле есть факты.

Попытки в чем-либо его убедить бессмысленны. Я больше не стану и пытаться.

– Что вы от меня хотите? – спрашиваю я прямо. – Я не хочу больше слушать этот бред!

– Помни о том, с кем разговариваешь, – произносит отец Макса, повысив голос. – К ней по-человечески… Сволочь неблагодарная.

– Какие у вас есть факты? – проигнорировав его последние слова, говорю я. – Нет алиби? И что дальше? У меня тоже его нет, как и у тысячи людей, живущих в этом городе! Мотив? Да он же просто выдуманный, нет никаких подтверждений, лишь опровержения! Вы осознаете, что делаете, обвиняя Шона в убийстве родной сестры?!

Мой голос срывается на крик, руки дрожат, скулы сводит от напряжения. Я вижу краем глаза, как в комнату вбегает мама, а за ней – помощник Оулдмана, но мне это абсолютно безразлично.

– Сначала вы говорите, что произошло самоубийство, даже не вникая в обстоятельства, и заставляете подростков выполнять за вас работу: искать убийцу, рискуя своими жизнями. А потом, понимая, что свалить произошедшее на несчастный случай теперь не получится, обвиняете в холодном расчетливом убийстве родного брата погибшей, который любил ее больше, чем кого-либо!

Мама кладет ладони мне на плечи, что-то говорит, пытаясь успокоить, но я даже не слышу, что именно, только чувствую боль в груди и соленый привкус на губах.

– Ты знаешь, где он, Элизабет? – спрашивает она. – Ты не можешь не знать. Просто скажи им, и все будет хорошо.

Я отстраняюсь от нее и смотрю широко распахнутыми глазами. Я знала, что Шон никогда ей не нравился, но… это уже слишком.

– Как ты можешь? – дрожащим голосом спрашиваю я. – Почему ты не слышишь меня?

– Я всего лишь хочу, чтобы этот кошмар для тебя закончился.

Я этого не ожидала. Я думала, она изменилась…

– Элизабет, мы можем вас арестовать за ложные показания, нежелание сотрудничать со следствием и, в конце концов, за соучастие, – произносит помощник Оулдмана.

– Соучастие? – переспрашиваю я, бросив на него взгляд, полный гнева и презрения. – Соучастие? Да вы бы понятия не имели о том, что произошло убийство, если бы не я! Хотя какой от вас толк? Только мешаете!

Произнеся эти слова, я выбегаю из комнаты и запираюсь в ванной. И только теперь я могу позволить себе расплакаться…

От Шона нет никаких новостей. Мама стоит на стороне полиции. Все факты сводятся к тому, что убийца среди нас, лучших друзей Евы. А еще эти соревнования…

Слезы ручьем текут по щекам, всхлипы заглушает звук льющейся из-под крана воды.

Я хочу заснуть. Завернуться в свой любимый теплый плед и спать до тех пор, пока все не станет как прежде.

Я не знаю, что делать… Не знаю! Прежде всего, успокоиться. Я начинаю медленно считать вслух, закрыв глаза. А через несколько минут делаю глубокий вдох, умываюсь и выхожу из ванной. В нескольких метрах от раскрытой двери гостиной я слышу голос мамы:

– …тогда врач сказал, что, скорее всего, у нее психологическая травма. А теперь еще одно убийство. Это ужасно! Она не выдержала такой нагрузки, понимаете? Не сомневайтесь, я буду следить за ее состоянием и не выпущу из дома.

Замечательно… интересно, она правда так считает или просто спасает меня от очередного допроса?

– Я вас понял. Похоже, нам здесь делать больше нечего.

Услышав приближающиеся шаги, я сворачиваю за угол и жду, пока незваные гости скроются в коридоре, а затем покинут дом.

Мы с мамой снова остаемся наедине. Встретившись со мной взглядом, она не торопится что-либо спрашивать, поэтому я начинаю разговор сама:

– Ты действительно считаешь, что я больна?

Она качает головой.

– Я в состоянии отличить, в каком состоянии находится моя дочь. Я знаю, что ты думаешь о полиции, и в частности о Джере Оулдмане. Но кое в чем он все же прав. Только, прошу тебя, не злись на меня за эти слова. Ты ведь давно влюблена в Уайта и пытаешься найти ему оправдание, потому что видишь в нем того человека, которым он не является…

Похоже, у мамы есть все основания считать именно так, и я не могу ее в этом винить.

– Я не влюблена в Шона, – произношу я тихо. – Я ясно вижу как его достоинства, так и недостатки. Да, я сама считала, что это сделал он… и заставила полицию поверить в его виновность. Обстоятельства сложились так, что в тот момент я не могла думать иначе! Но сейчас я поняла, что это все – неправда. Я ошиблась. А в полиции этого понять не могут. Как же, потерять единственного подозреваемого…

– Значит, не влюблена, – произносит мама, с грустью глядя на меня. – Снова отрицаешь…

– Влюбленность – это другое чувство, мама. Оно слишком поверхностное. Понимаешь… я знаю этого человека лучше, чем кого-либо. Я испытала разные эмоции рядом с ним. И… то, что я испытываю, вряд ли можно назвать влюбленностью. Это что-то гораздо большее…

На ее глазах появляются слезы, но я не могу понять отчего. То ли оттого, что я первый раз в жизни ей открылась, то ли оттого, что она смотрит на это «со стороны» и ей меня жаль.

– Пожалуйста, мама. Поверь мне.

Я сжимаю ее ладонь в своей, а затем чувствую, как тону в теплых объятиях.