Дорога издалека (книга вторая)

— Товарищ Гельдыев, потому-то вы и здесь сейчас. Ильич нас учит: на фронте, там, где труднее всего, собрать в кулак самых стойких большевиков. Тогда остановим врага и в атаку перейдем. Поймите и другое: новый строй создаем впервые в истории. Только-только закладываем фундамент… Разве мыслимо сразу, одним махом, избавиться от всех тех, кто со старым порвать не способен? Если хотите, на раннем этапе революции объективно полезными для нас могут оказаться попросту мало-мальски лояльные, такие, как ваш этот Шихи-бай.

— И все же чем скорей свернуть ему шею, тем меньше вреда Советской власти! Сегодня он лояльный, а завтра…

— А завтра мы должны подготовить условия, чтобы заменить его человеком, преданным рево люции, из трудовой массы. Всему свой срок, товарищ командир! — Ефимов сел, поджег потухшую папиросу. — Вы участвовали в перевороте, должно быть, слыхали: Владимир Ильич настаивал и сумел убедить членов ЦК, что выступать следует именно 25-го октября. Накануне — рано, день спустя — уже поздно… Наметить единственно правильный срок для каждого ответственного политического шага — вот драгоценнейшее качество большевика-руководителя! Успех, и тактический и стратегический, порою целиком зависит прежде всего от этого.

Нобат внимательно слушал. Да, у этого человека есть чему поучиться. Работать с ним будет интересно, хотя, наверное, нелегко…

— Значит, договоримся, товарищ Гельдыев: обстановку изучить, что неясно — обращаться с вопросами ко мне или любому из наших сотрудников, днем или ночью, когда потребуется. Большевистскую, командирскую выучку не забывать и приумножать… Знаю, образования у вас, по сути, никакого, тут найдем способ помочь… Советоваться, когда нужно, в то же время инициативы не чураться… Ну, а должность у вас здесь, в окрчека будет самая беспокойная: начальник оперативного отдела. Кроме операций видимых, у вас под началом невидимые — контрразведка, работа в среде врагов, скрытых и явных. В целом представляете себе ваши обязанности?

— В целом… да! — словно повинуясь толчку изнутри, Нобат встал, выпрямился. — Конечно, учиться нужно будет. Надеюсь, поможете, товарищ предчека…

— Без сомнения, как и договорились! Да, ведь вы местный.

И дома не бывали больше года, если не ошибаюсь… Сколько дней отпуску вам нужно?

— Спасибо… Дня четыре, я думаю, достаточно.

— Можете считать себя в отпуске на неделю. Вы свободны, — Ефимов протянул Нобату руку.

Владимир Александрович Ефимов, русский большевик, работал в Керки всего месяца два с половиной, однако народ в городе и аулах уже многое узнал о председателе окружной чека. Умный человек, повидавший жизнь, в людях разбирается, черное и белое различает безошибочно. Каждое дело умеет рассмотреть со всех сторон, обдумать не торопясь, лишь после этого выносит решение. Слово у него надежное, и рука твердая. В то же время человек душевный, внимательный к каждому, с кем бы ни имел дело, будь то бедняк из бедняков, сирота, немощный старик… И люди шли к председателю, Владимиру-ага, без опаски. Помогали ему в нелегкой, напряженной работе.

Ефимов был родом из крестьян деревни Александрино (Курской губернии). Его отец, многодетный бедняк, отдал сына «мальчиком» двоюродному брату — мелкому купцу в Курске. Здесь парнишка сам определился в депо на железнодорожной станции, поначалу учеником слесаря — и пошла рабочая «карьера». На своем горбу изведал, как буржуи жмут из пролетария последние соки, набивая себе мошну. В юные годы встретился с революционерами, в партию социал-демократов вступил в девятьсот втором году, двадцатидвухлетним. После первого ареста и года тюрьмы перешел на нелегальное положение, сделался профессиональным революционером. Еще до революции пятого года побывал и в Москве, и в Питере, и на Урале, и оттуда, спасаясь от нового ареста, махнул сперва в Киев, потом за рубеж. Тогда-то впервые встретился с Владимиром Ильичом Лениным. В 1905 году по заданию партии организовывал забастовки на заводах Харькова, был членом губернского комитета эсдеков. В начале девятьсот седьмого года снова угодил в когти жандармов. Теперь он был для них личностью известной. По приговору чрезвычайного суда отправился на десятилетнюю ссылку в Иркутскую губернию. Ну, а отсюда до границы рукой подать… И Ефимов, не долго раздумывая, бежал. Сперва в Маньчжурию, на время обосновался в Харбине, где среди русских железнодорожников было немало социал-демократов. Но и сюда царская охранка протягивала свои когти. Поэтому вскоре перебрался Ефимов в Японию. Здесь тоже долго не задержался. В России — реакция, столыпинщина, партийные организации разгромлены. Владимир Александрович сперва устроился на пароход, совершавший рейсы в Австралию, а потом и остался на дальнем континенте среди южных морей, встретив там русских эмигрантов. Было это в девятьсот одиннадцатом году.