Дорога издалека (книга вторая)

…И вот снова Каракумы. Два дня миновало, но воздух уже горячий по-летнему. Трона едва протоптана, копыта лошадей то и дело вязнут в раскаленном сыпучем песке. Поначалу путникам встречались отары с чабанами, подпасками. Овцы — кучей в тени бархана, здесь же люди, копи, ишаки. Только ягнята резвятся на просторе, звонким блеяньем оглашая нагретый, прозрачный воздух. А еще дальше в пески — ни души не встретишь. Только черепаха — серая, неуклюжая — просеменит на коротких лапах. Да еще вдали, будто мираж, промелькнет и растает за горизонтом стайка легконогих джейранов. Эта тварь чуткая — за много верст по запаху определит человека и уж близко не подпустит ни за что.

И вот они оба на стане у колодцев Джейрели. Сам атаман Азиз-Махсум стоит у входа в шестикрылую юрту — вышел встретить нежданных гостей.

Статный, плечистый. Одет по-дайхански, просто, ничего лишнего. Подпоясан платком, а через плечо — ремень с кобурой маузера. Потертая кобура — видно, что хозяин с ней не расстается. Мужественное загорелое лицо, курчавая бородка, усы. А глаза карие глубоко спрятаны, зорко глядят на человека. И что в них — сразу не угадаешь.

Почему-то хмурым выглядел вожак калтаманов. Но разгладилась морщина на переносье и глаза сверкнули радостью, когда узнал Сапара.

— А-а, старый друг! Салам, салам! Милости просим!.. Уж извини, наши молодцы крепко ухватили, да еще и напугали небось… Пожалуйте в юрту, Сапар-джан, и ты, добрый человек!

Молодцы, в самом деле, путников держали крепко, покуда не увидели, что сам предводитель к ним расположен. И на подходе к стану захватили Сапара и Нобата врасплох, даже рта раскрыть не дали. Связали, а прежде обыскали, отняли ножи и охотничье ружье, другого оружия Нобат предусмотрительно решил не брать с собой, а ружье — против волков, если пришлось бы заночевать в пустыне. Злыми, настороженными показались им тогда джигиты. А теперь вот и сам Азиз-Махсум грозным выглядел поначалу… Недоброе предзнаменование!

Нобат все это сразу заметил и оценил. Но — отступать некуда.

— Что же брата нашего, уважаемого Егенмурада, не вижу рядом с тобой, Азиз-джан? — как ни в чем не бывало спросил Сапар, когда уже сидели в юрте за чаем, обменявшись обычными вопросами о здоровье, о делах. Спросил — и осекся: вмиг будто тень пробежала по лицу Азиз-Махсума, он тяжело, горестно вздохнул.

— Всевышнему было угодно прервать жизненный путь Еген-мурада, высокочтимого брата нашего, в сем тленном мире…

— Как?! — Сапар едва усидел на месте.

— Да, да, — Азиз-Махсум покивал головой. — Три недели назад наши люди… вышли на караванную тропу, что ведет в Афганистан. И столкнулись с неизвестными, тоже на конях, при оружии. В общем, стычка вышла кровавая, наши одержали верх. Когда тех прогнали с потерей, то опознали одного из убитых. Оказалось, люди Клыч-Мергена, того самого, что под Керки воевал против красных… Наши взяли лошадей, сбрую, оружие. Убитых не было у нас, только раненых двое, в том числе Егенмурад, он и возглавлял ватагу. Сюда, на стан, его привезли еще живого, тут он и дух испустил…

Все сидели подавленные. Один из братьев Азиза украдкой провел рукавом халата по глазам.

«Весь наш план — на смарку!» — вспыхнуло в сознании Нобата. Но тотчас он принудил себя успокоиться, трезво оценить обстановку, внезапно и круто изменившуюся. Вот когда пригодился не только богатый опыт боевой жизни, но и особо — уроки шахматной игры! Егенмурада нет в живых. Но — погиб он от руки калтаманов, которых и он, Нобат, может и обязан считать врагами народной власти. Гибель брата, видать, глубоко опечалила и обескуражила Азиз-Махсума. Значит… Эту новую ситуацию следует использовать полностью!

— Вах-х, какое горе! — в общей тишине прозвучало восклицание Сапара. В голосе ощущалось глубокое, искреннее сожаление. — С доброю вестью спешили мы сюда вдвоем с моим другом. Хотели на той пригласить каждого, кто пожелает осчастливить посещением мой скромный дом. Первого тебя, Азиз-джан, — Сапар, только чтобы польстить атаману, допустил это невинное преувеличение, отлично зная, что тот не рискнул бы появиться в ауле даже инкогнито. — А также дорогого друга и брата нашего Егенмурада. Потому что ребенка всевышний посылает моему семейству… И вот…

— Все по воле творца, — не поднимая головы, глухо проговорил Азиз-Махсум. — Одному встретиться с земным миром, другому — проститься с ним навек… А мы даже поминального тоя, как подобает правоверным, не смогли на седьмой день устроить тут, в нашем волчьем логове. Да и сороковины тоже, видно, не справить нам…

«Ага, значит, и тебе наскучила волчья-то жизнь!» — с удовлетворением отметил про себя Нобат.

Некоторое время все подавленно молчали. Потом хозяин первым взялся за чайник, налил в пиалы сперва обоим гостям, потом себе, своим братьям и приближенным. Это должно было послужить знаком: беседу можно продолжать, больше не поминая усопшего.

— Ну, а вы, дорогой гость, — Азиз-Махсум, наконец, обернулся к Нобату. — Хорошо ли чувствовали себя в пути? Обиду на моих молодцов, надеюсь, не таите? Иначе нельзя, не друзей — врагов то и дело посылает нам судьба.