А в завершение допроса — вишенка на торте. Ряжнева спросили о манси. О них тогда всех спрашивали, и все не-манси твердили одно: очень дружелюбный народ, к русским отлично относятся, а святилища их — далеко от места трагедии, в верховьях реки Вижай, больше сотни километров до них.
Ряжнев ЕДИНСТВЕННЫЙ, кто попытался перевести стрелки на манси. Сделал он это достаточно аккуратно, но все же сделал: о дружелюбии ни слова не сказал, зато поведал, что на Лозьве — то есть там, где должны были проходить дятловцы, — у манси имеются некие «священные ямы».
И что же юрист 1-го класса Кузьминых? Как разбирался с этим диким клубком противоречий?
Никак. Оформил ни с чем не сообразные слова Ряжнева протоколом и распрощался. Возможно, даже руку на прощание пожал.
Самое любопытное, что в дневниковых записях дятловцев о пребывании в поселке 41-го квартала зафиксированы вещи не менее дикие и небывалые, чем в показаниях Ряжнева. Туристы попросту не поняли, с чем столкнулись. Но любой, кто имел достаточное понятие о том, как происходят лесозаготовки на Севере и в Сибири, сразу бы почуял неладное, насторожился бы: что-то неправильное творится в поселке, не бывает так и не должно быть.
Хотя нет. Один из дятловцев всё же неладное почуял — Юрий Юдин. Но он не был специалистом в области лесозаготовок, он обучался на инженера-экономиста и начал копать в другую сторону: заинтересовался экономическими аспектами того, что происходило в маленьком удельном княжестве Ряжнева.
Мы уже упоминали обрывочные, для памяти сделанные записи на первых листах записной книжки Юдина, предшествующие связному, с датами, изложению событий. Вот какие пометки он сделал, будучи в 41-м квартале:
«Бухгал Шалашов
Ряжнев
получает деньги для
Суслова Татьяна Поликарповна
ей назначена пенсия по инвалидности
однажды, когда была смена бухгал =315 руб
и так руб по 50 и то совсем нет
Сейчас дают (неразб.)»
Воля ваша, но из этих записей явно торчит намек на какие-то финансовые злоупотребления, происходящие при покровительстве Ряжнева. Суммы названы небольшие, но курочка клюет по зернышку. Юдин сам это понимает и дальше пишет слово «айсберг». Дескать, то, о чем ему рассказали, — лишь вершина айсберга; о реальных айсбергах в североуральской тайге вспоминать нет повода: до Гренландии далеко, до Антарктиды еще дальше.
Затем следует вывод: такое терпеть нельзя, «за (неразб.) надо бороться несколько фак-т». Можно сколько угодно иронизировать по поводу идеологической зашоренности молодежи тех времен, но студент Юдин действительно был сознательным комсомольцем, не проходившим мимо недостатков и злоупотреблений.
Далее, уже в связных записях дневника, фигурирует общая оценка Юдиным ситуации, сложившейся в поселке 41-го квартала:
«Нет радио, нет газет (До сих пор не могут проверить лотерею я обещал им прислать сразу же из Свердловска эту газету). Живут в общежитии. Никакого порядку, но люди люди везде. Читают, что есть под руками и как поют… Тихо, от души.
<…>
Лесорубы работают плохо, организация труда и быта хромает. Платят плохо? Забастовка. Можно все сделать, но нет хорошего грамотного умного руководства».
Забастовка. Это как понимать?
В поселке назревала забастовка?
Или уже состоялась раньше?
Или же происходила непосредственно во время визита дятловцев?
Правильный ответ — последний. И он же — неправильный: Юдин посчитал забастовкой то, что на деле ей не было.
Ниже мы разберемся, в чем эта «забастовка» состояла и как проходила.
Между поселком 41-го квартала и промежуточной целью дятловцев — заброшенным поселком 2-й Северный — расстояние небольшое, двадцать с чем-то километров (кто-то называет цифру 22, кто-то — 24, есть и другие близкие оценки). Разнобой в цифрах не должен удивлять — измерять дистанцию циркулем по карте смысла нет: между поселками был накатан санный зимник по льду Лозьвы, повторявший все изгибы реки. Сани «дедушки Славы» ни спидометром, ни одометром оборудованы не были, пройденный путь прикидывали «на глазок».
В любом случае отрезок маршрута небольшой, и катить на лыжах по зимнику легко: нет глубоких сугробов, не надо прокладывать лыжню по целине — этим группе пришлось заниматься позже, и сразу скорость продвижения упала до 1,5 километров в час, а идущие первыми уставали и выматывались так, что сменялись каждые 15 минут.
Зимник — совсем иное дело, по нему дятловцы сами, без предложенной Ряжневым помощи, добрались бы до 2-го Северного за пару часов, даже с учетом изрядного груза за плечами. Без рюкзаков, налегке — за полтора часа, а то и быстрее.
С «дедушкой Славой» добирались гораздо дольше — около пяти часов. Но тогда группу сильно задерживала неторопливо бредущая лошадка. Дорошенко пишет в общем дневнике:
«Лошадь идет медленно. Как приятно идти без рюкзаков.
Прошли за 2 часа 8 км. (речка Ушма).
Уже начало темнеть. Вся задержка из-за лошади».