Например, в настоящий момент (февраль 2020 года) штраф за поимку одной миноги (это, если кто не знает, небольшая рыбка, сравнимая размерами и вкусом с сосьвинской сельдью) — пять с половиной тысяч рублей. За ОДНУ штуку. При массовом ходе поймать за ночь в браконьерские снасти тысячу штук миноги — улов заурядный. Но если с этим уловом прихватят на реке, возмещать ущерб государству придется в сумме пять с половиной миллионов рублей. К тому же при ущербе в сто тысяч рублей и выше начинает действовать уже уголовная статья с реальным сроком. При этом оптовая закупочная цена черного рынка на миногу воображение не поражает: 250 рублей за килограмм, а в килограмме — примерно 15 штук — стоимость улова в тысячу голов всего-то шестнадцать с чем-то тысяч, не сравнить с пятью миллионами. Промысел получается чрезвычайно рискованным, попадаться нельзя, и браконьеры готовы очень на многое, чтобы не попасться.
Но это в наши дни.
В январе 1959 года ситуация была совсем иная — примерно та же, что с нелегальным старательством.
В действовавшем на тот момент Уголовном кодексе кары за браконьерство предусматривались смешные. Пятьсот рублей штрафа или полгода исправительных работ (даже не зоны). При отягчающих обстоятельствах — год исправительных работ.
Хотя и тогда можно было очень сильно пострадать за незаконную рыбалку. Вопрос в том, ГДЕ ловить. Лучше было не забрасывать сеть в пруд, где колхоз разводил карпов. Или в озеро, где рыбхоз выловил сорную рыбу и запустил взамен ценную. Такая рыбалка классифицировалась уже иначе — как хищение социалистической собственности. За такое деяние, совершенное в особо крупных размерах, можно было даже расстрел схлопотать — прославленный классикой «указ семь-восемь» к 1959 году не отменили. Применяли крайне редко, однако не отменили.
Но на Лозьве, в ее верхнем течении, государственного либо колхозного рыбоводства не существовало. А за незаконную поимку «дикой» рыбы кары полагались символические — никто и никогда не пойдет на крайне тяжкое преступление, чтобы скрыть незначительное, грозящее пустяковым наказанием.
Да и не стал бы никто Ряжнева наказывать, даже если бы принципиальный комсомолец Юдин накатал на него заявление в рыбнадзор. Ну, ловит уважаемый человек не совсем законно в тайге рыбу, кормит своих работяг — не оскудеет от его ловли Лозьва. Рыбный промысел во 2-м Северном даже прятать особо не стоило — все в округе наверняка о нем знали и относились с пониманием. Тем более что начали эту практику скорее всего геологи: приспособления для развешивания рыбы не выглядят новыми, недавно поставленными — могли сохраниться с прежних времен, когда в поселке квартировала ГРП.
Вот если бы дятловцы двинулись в свой последний поход пару-тройку лет спустя…
За эти годы в законодательстве очень многое изменилось. В конце 50-х правительство наконец заметило давно назревавшую проблему: рыбы во внутренних водоемах становится все меньше и меньше, уловы неуклонно падают. Стали искать причины, но самую главную — индустриализацию, проведенную в рекордные сроки без малейшей оглядки на экологию, — упустили из виду. Нашли других виновных: дескать, слишком много и бесконтрольно ловит население. Запретили продажу сетематериалов в личное пользование, внесли коррективы в правила рыболовства, многие снасти и способы ловли угодили в разряд запрещенных. А вскоре и наказания ужесточили: по статье 163 Уголовного кодекса, введенного в действие в 1961 году, за браконьерство можно было получить уже четыре года зоны. И штрафы стали отмеривать иначе: не пятьсот рублей за все, но за каждый незаконно выловленный хвост отныне начислялась оговоренная сумма — при промысловых объемах цифры набегали огромные.
Но в 1959 году действовал еще старый кодекс, лояльный к браконьерам.
Пройдя по кругу и перебрав все возможные в условиях Ивдельского района нелегальные промыслы, мы поневоле вновь возвращаемся к золоту. Но не к старательской его добыче — к промышленной.
Небольшой частный рудник.
Огнев в сотрудничестве с Ряжневым вполне мог его организовать. У первого были необходимые познания в геологии и, скорее всего, информация о нахождении небольшого, но богатого золотом участка невдалеке от 2-го Северного. У второго — материальные и людские ресурсы и техника.
Необходимо учитывать еще один момент: Ивдельский район — это самая периферия зоны ответственности «Уралгеологии», базировавшейся в Свердловске. Чуть севернее, за границей района, начинались владения «Воркутагеологии», что вела геологоразведку на Приполярном и Полярном Урале. Т. е. начальство от геологов, обосновавшихся во 2-м Северном, находилось очень далеко — а в таких случаях, как правило, дисциплина падает, и процветают самые разные злоупотребления.
Мог Огнев-Борода, например, подменить керновые пробы, показавшие высокое содержание золота? Представляется, что мог.