Дорога к небу

– Эта дура приходит показать, какая она благополучная и что всё у неё в шоколаде. Хочет ещё раз подчеркнуть разницу между нами, пожалеть меня, горького пьяницу.

– Ну, а действительно: чего ты пьёшь-то? Помнится, когда мы в Ватутинках собирались, ты завязать обещал.

– А что я – пью?! Самую малость, только чтобы время убить. Дела нет, да и вы пропали, друзья называется!

– Понял. Обязательно свяжусь с Глебом, и мы персонально для тебя что-нибудь придумаем, только ты… – Михаил на несколько секунд замолчал, обдумывая свои следующие слова и, быстро приняв решение, уверенно произнес: – Увольняйся к чёртовой матери из своего ресторана и прилетай ко мне на буровые, тут и для тебя работа найдётся, а Глебу мы всё позже объясним.

– Щассс… всё брошу и поеду грязь месить! Ты что, с ума сошёл – оставить постоянную работу в Москве и поехать на край земли! Буровые, алюминиевые миски, маки в степи и прочая лирика у меня в жизни уже была, когда я с Глебом по Африке мотался. Теперь хочу огромный плазменный телевизор, тренажерный зал и молоденькую подружку, стучащую крышками кастрюлей на кухне.

– Лёшка, ты дурак! Какая это для тебя работа! Давай не хандри и прилетай меня менять. Я ужасно соскучился по своим детям, а главное – Вера сменив гнев на милость, хочет со мной встретиться и поговорить. Может, еще и склеим чего, всё-таки двадцать лет вместе прожили.

– А, ну так и говори – бабу свою проведать хочешь. – Алексей состроил гримасу, водка растворила кровь, убрала резкость и с трудом позволяла следить за линией разговора.

– Ты, дурачина, бабами своих тёлок называть будешь, а это жена моя! Понял, дятел пьяный?

– За козла ответишь, – отключая телефон, прошептал охранник. Стены, качнувшись, поплыли в далёкое плавание, глаза закрылись, провожая мир ярких красок, а тело, скатившись по спинке стула вниз, удобно расположилось на полу, положив под голову тапочки.

Глеб, закончив ужин с Сергеем и Мариной на ноте прощальной улыбки и стаканчика хорошего, выдержанного виски, шагал по вечерним улицам Вены. Он шёл гости к своему давнишнему другу тех времён, когда Советский Союз ходил в консерватории, а рабочие и служащие понимали разницу между скрипкой и альтом. Подойдя к дому на Чернингштрассе, он внимательно посмотрел по сторонам и, убедившись, что не ошибся, нажал на звонок нужной ему квартиры.

– Да, вас слушают. – Услышал он тембр, знакомый ему уже тридцать лет.

– Это квартира профессоров Венской консерватории? Или мне нажать другую кнопочку?

– Глеб! Наконец-то! – Он услышал, как щёлкнул электронный язык замка, дверь распахнулась, и прямо по лестнице, вниз, ему навстречу принялся спускаться Лёня.

Они обнялись; время, безжалостно съевшее их фигуры и распылившее белую краску на виски, отступило, и они обнялись, как много лет назад – сильно и уверенно, как мужчины, дарящие тепло многих лет дружбы.

– Пойдём, пойдём, – пропуская вперёд Глеба и указывая рукой дорогу, торопливо произнёс его старый московский товарищ.

Поднявшись на лестничную площадку и войдя внутрь квартиры, Глеб утонул в светлых глазах и улыбках встречающих его людей.

Кора, жена Леонида, первая из присутствующих, сообразно своему рангу и статусу хозяйки дома, по обычаю трижды расцеловала Глеба, передавая эстафету приветствия своим сыновьям и их жёнам. Шумно и очень тепло, касаясь друг друга прошлым, вскоре они все вместе перешли в гостиную к накрытому столу.

– Глеб, это фантастика! Когда Лёня сказал мне, что ты в Вене и прислал сообщение о том, что зайдёшь к нам в гости, – радостно, улыбаясь даже глазами, стала говорить Кора, рассаживая всех на заранее продуманные места, – я не поверила. Десять лет, целых десять лет назад мы виделись в последний раз, когда ты с семьёй проезжал через Вену на горнолыжный курорт.

– Да, – многозначительно произнёс Глеб, разглядывая обстановку зала и фотографии на комоде.

Скрип ножек стульев по паркету, вопросы, перемещающиеся по столу тарелки и столовые приборы ещё какое-то время создавали суету, но вскоре фужеры взмыли ввысь, и наступившая тишина открыла дорогу первому тосту.

– Как бежит время! – начал говорить Леонид, вставая. – Дети уже не дети, и у них уже давно есть свои тёти, а ты, я знаю, целых шесть лет как дедушка, но… – он обвёл всех взглядом. – Но так приятно поднять рюмку и, оглянувшись назад, сказать: за нашу, не потерявшуюся в трудных годах Советского Союза, перестройках, иммиграциях и просто трудностях жизни, дружбу. Обычную дружбу, дарящую радость встреч и общения! – Они чокнулись, – кто алкоголем, кто водой, а кто соком и с удовольствием допили всё до дна.