Дорога к небу

– А теперь, я вижу, вас заинтересовали перила?

– Странные фигурки. Кажется, они вот-вот набросятся друг на друга. Но… – Глеб замолчал, подбирая английские слова. – Почему они на перилах, которые ведут к кафедре?

– Жаба – это зло, ящерица – добро. Вечная борьба и постоянное напоминание любому, кто поднимается на кафедру, о единстве и борьбе противоположностей.

– Жаба! – повторил Глеб и снова провёл рукой по фигуркам.

– На этих перилах жизнь, все размышления и сомнения. Смотрите, внимательно смотрите в себя и думайте: кто из этих животных побеждает в вашем мире, в ваших мыслях и поступках.

– А, я когда приезжаю в Вену, всегда прихожу дотронуться до кольца, – неожиданно глупо отреагировал он на слова старика.

– Просите уберечь вас от наказания? – Его глаза улыбнулись, а морщинки приятно подчеркнули живущую в лице доброту.

Глеб молча кивнул головой.

– Часто рискуете и принимаете сложные решения?

Глеб снова кивнул, но на этот раз ощутил, как адреналин погнал сердце, а мысли наполнились сожалением и раскаяньем.

– Испытали страх смерти?

Вопрос пригвоздил его душу к столбу позора, и он, склонив голову, прикрыл ладонью влажные глаза от неожиданно быстро подступивших слёз.

– Дайте боли выйти. Намоленность Собора – его великое благо. Эти стены знают, как успокоить. Останьтесь у перил и дайте вашим чувствам пообщаться с энергией давно ушедших из жизни людей.

Глеб сжал зубы и закрыл лицо ладонями. Ему не хотелось, чтобы вырвавшаяся наружу слабость была доступна окружающим, и он, глубоко дыша, сделал попытку вернуть себе спокойствие.

– Нет. – Он почувствовал на своём плече руку старичка. – Если сейчас придержишь это в себе, то не испытаешь настоящего возрождения души, твои жабы и ящерицы будут с новой силой пожирать друг друга, принося боль и страдания.

– Добро тоже, – убрал он от лица руки и оглянулся, – тоже использует силу, чтобы биться со злом?

– А как же! Смирение – часть выживания, но – ровно до того момента, когда у тебя или твоих близких отнимают жизнь, кусок хлеба, дом и покой.

– Но, нанося удары, я делаю кому-то больно! Как понять: где мои действия служат добру, а где являются злом; кто решает: где проходит грань между этими понятиями; кто берёт на себя смелость судить и обвинять?

Старичок внимательно посмотрел на него и, улыбнувшись, неожиданно развернулся и пошёл к выходу.

Какое-то время Глеб постоял около кафедры, потом вспомнил о кольце и, пробившись через неуменьшающейся поток «преступников», провёл рукой по металлу и вышел на яркий уличный свет.

Пока его глаза привыкали, а руки искали в карманах солнцезащитные очки, прямо перед ним остановился молодой парень на электрическом самокате и, не говоря ни одного слова, протянул ему гвоздику и скрученный в трубочку буклет.

– Что это? – спросил на английском Глеб. Австриец пожал плечами и, нажав на ручку газа, покатил дальше.

Посмотрев по сторонам и не заметив в ближайшей перспективе урны, он, отломив стебель, воткнул головку цветка в петлицу пиджака и пошёл к месту назначенной ему встречи.

Марина, словно стоящая за углом, под башней с часами, появилось точно в назначенное время.

Она шла ему навстречу, улыбалась и теперь совсем не походила на ту уставшую от морского перехода женщину. Волосы, косынка и лёгкий плащ развевались, придавая её походке плавность.

– О! Гвоздика, журнал «Огонёк» в руках! Наверное, нужен пароль? – улыбнувшись, протянула она руку для приветствия.

– А как же! – подыграл её шутке Глеб.

– Господин, у вас продаётся славянский шкаф? – вспомнила она фразу из старого советского фильма о разведчиках.

– Шкаф продан, могу предложить никелированную кровать с тумбочкой. – Они рассмеялись и, развернувшись, пошли к дому, стоящему совсем рядом с местом их встречи.

Зайдя в подъезд, Глеб увидел старую парадную лестницу, уходящую к ажурным, кованым дверям лифта, сказочно красивые светильники и настенную мозаику с видами псовой охоты на кабана.

Переступив порог квартиры, он увидел в гостиной большой стол, деловой беспорядок, разбросанные бумаги, два ноутбука и Сергея, делающего шаг ему навстречу.

– Добрался, наконец! Вот, смотри, – Сергей, показал рукой в сторону стола, – теперь это – наш Смольный, так сказать, маленький Питерский филиал. Ты присаживайся. Марина, – обратился он к жене, – неси виски, разговор нам предстоит долгий и основательный, поэтому в самый раз для старта смочить горло.

Марина застучала дверцами шкафов, подбирая закуску к алкоголю, а Глеб, удобно устраиваясь в кресле, стоящем рядом со столом, в небольшой паузе подготовки праздно развернул переданный ему у Собора буклет. То, что он увидел, пробило его лоб испариной, а сознание – лёгкой дрожью приоткрытой занавеси в мир тайн и неподвластных человеку явлений.

На русском языке, чёрным фломастером, прямо поверх приглашения на вечер органной музыки было написано: «Твой вопрос – это цена за прошлые ошибки. Твой сон – это жаба, опыт – ящерица, а грань всегда проходит через человеческое сердце».

Глеб посмотрел по сторонам, его растерянность и удивление остались без внимания.

– Сон, – еле слышно прошептал он, пряча буклет во внутренний карман пиджака, как самую дорогую реликвию, – чертовщина какая-то!

Выдав несколько крепких мыслей о необъяснимости высших сил, он достал свой iPad и приготовился слушать олигарха, чувствуя, как новые, мистические ощущения жизни пропитывают каждую клеточку его тела.

А в это самый момент, в соборе Святого Стефана, деревянные фигурки жаб и ящериц ожили, приготовившись снова сразиться, но на этот раз – именно в его голове.