Природа, как бы готовилась принять в свое лоно непогрешимую девственницу, так рано ушедшую от грешного мира сего, который погряз в войнах, разбоях, зависти, уничтожении друг друга, воровстве и обмане.
Она встретит ее у порога и проводит до могилы на погосте своей первозданной красотой, благоуханием и вечностью жизни и смерти на земле. О, плачьте, родные и близкие, знакомые и просто люди, пришедшие проститься с юной красотой, частицей той же природы.
А в комнате, где лежала покойница, пахло чадом от пламени горящих свеч, расплавленным воском, затхлостью от давно непроветренных вещей, человеческим потом и чем-то еще кислым, застоявшимся.
Лицо, обрамленное темно-коричневым платочком, было как живое, казалось, девушка только что уснула, и стоит ее окликнуть, как она откроет глаза и скажет: "Люди! За что вы меня убили в такие молодые годы, я почти не жила, никому не нанесла зла, не принесла горя и так мало любила?"
Но она больше никогда не произнесет слов и никогда не откроет своих молодых красивых глаз.
Она лежала в гробу во всем том, что было припасено для себя ее матерью, а судьба распорядилась по-своему - все досталось молодой дочери. Священника не было, и панихиду по усопшей читала бывшая еще до войны председателем церковного совета женщина, ходившая в певчих и по отцу доводящаяся родной теткой усопшей. Певчие, в основном старухи, одетые во все черное, пели псалом "За упокой души рабы господней."
Тут же у гроба сидели с заплаканными лицами подруги, то и дело сморкались в платочки.
Сегодня во дворе стояла тишина: родственники и близкие уже не причитают, а сидят тихо у гроба, другие медленно, не спеша передвигаются в кухне, по двору, занимаясь кто чем может по хозяйству, готовят еду для поминок. И даже односельчане, пришедшие отдать последнюю дань праху усопшей, заходят в комнату перекрестившись в угол на образа и, постояв молча некоторое время у гроба, уходят и лишь за воротами промеж себя начинают высказывать вслух свои замечания.
Кругом тоскливая тишина.
После двенадцати часов люди зашевелились, группами стали подходить односельчане, чтобы проводить в последний путь. Пришел бригадир с несколькими дедами для несения гроба на кладбище, громче запели певчие и когда стали выносить покойницу снова запричитали родственники.
Похоронная процессия до кладбища шла медленно; за гробом молча шествовали родные, и лишь в задних рядах вполголоса разговаривали женщины.
- И надо же так жестоко наказать Дмитриевну! - говорила одна из них. – В одну минуту потерять взрослую дочь и корову-кормилицу.
- Это божье наказание, не иначе, - ответила ей другая.
- Может быть и так, но чем она провинилась перед Богом? Женщина она тихая, своим поведением никого не обидела. Сколько я ее помню, ни с кем она не ругалась, никому дорогу не перешла. Никому не завидовала.
- А как горе убивает человека, смотрю я на Гришку и своим глазам не верю, - бубнил тихим баритоном мужчина своему соседу, идущему рядом с ним. - Сгорбился, постарел на несколько лет, а какой мужик бравый был. Еще до войны косили мы рожь около "Вербочек" и пришлось мне идти за ним, так поверь, на что уж я на силу не жаловался, но за ним угнаться не смог. Замотал. Да, мужик что надо был, а случись горе - и сник. И что интересно, сгорел за сутки.
- А что ты думаешь, потерять так внезапно взрослую дочь! Это для родителей что-то да значит. В голодный тридцать третий год, я помню, умирали целыми семьями. Но то ж был голод. А сейчас?
- А сейчас война... Многие ребята гибнут... Но такая, нелепая смерть для родителей тяжелый удар.
Так люди сопровождая усопшую в последний путь, говорили между собой о ее смерти и о горе родителей, и лишь подруги Раи шли молча, переживая утраченное каждая по-своему.
Похоронная процессия продвигалась медленно, часто останавливалась: гроб несли старики и подростки.
Кладбище было расположено не так далеко, прямо за огородами у церкви, разрушенной восемь лет тому назад, но изнуренным тяжелой работой и недоеданием людям в таком возрасте ноша казалась тяжелой.
Наконец, показалось кладбище, обнесенное небольшим земляным валом с беспорядочно разбросанными холмиками насыпанной земли, покрытыми прошлогодними сухими травами да бурьяном, с покосившимися, черными от времени, деревянными крестами.
Когда до могилы, вырытой для подруги, осталось несколько метров, Дуся отделилась от всех, срезая угол, подошла к краю ямы и заглянула в нее. Зачем она это сделала, она и сама себе не смогла бы объяснить, но, заглянув в яму, она ужаснулась ее глубиной и подумала: "А говорят, по ночам мертвецы ходят? да разве из такой глубины, да еще навалят земли, вылезешь?"
Ей почему-то представилось, что Раю положат в эту яму живой и как от земляной тяжести ей трудно будет дышать. От этих мыслей у нее на лбу выступили капельки холодного пота, перед глазами поплыла земля, под ложечкой затошнило, и она, испугавшись, резко отступила назад, натолкнувшись на старушку, и чуть не сбила ее с ног.
- Ты чего, девка, на людей бросаешься, - прошмакала старая беззубым ртом, окидывая ее недобрым взглядом .