Потом Гарик уронил телефон вместе с полкой, висящей на стене, – наверное, облокотился на хрупкую конструкцию всем весом. Рухнул рядом с телефоном, уткнулся лбом в пол, чувствуя, как безжалостные металлические тиски сдавливают его внутренности. Звонок в дверь заставил его, скрюченного, доплестись до двери. Дрожащие руки не слушались. Едва сумел отпереть замок. Люди в белых халатах прошли мимо, а он сел на пол в коридоре и смотрел, как они качают головами, трогая висящее страшное тело, которое появилось в его квартире неизвестно откуда, и лишь где-то в глубинах сознания была странная информация о том, что тело имеет какое-то отношение к его матери. Но матери дома нет. Ее нет, он знал это совершенно точно. А то, ужасное, некрасивое, что висело, задушенное, на поясе от маминого пальто, было чужим и страшным. Гарик хотел, чтобы
Потом приехала милиция. Люди в форме прошли в незапертую дверь, сняли тело и вынесли из ванной и из квартиры. Двое подняли под руки Гарика и повели в кухню. Посадили его на табуретку – точно такую же, какая лежала в ванной на полу. Они стали что-то спрашивать, Гарик лишь кивал, соглашаясь неизвестно с чем, и отрицательно мотал головой, отказываясь тоже неизвестно от чего. Он хотел, чтобы они от него отстали. Ему хотелось снова туда, на пол, где можно было скрючиться, чтоб не так сильно чувствовались зверские тиски, вынимающие из него внутренности, одну за другой, по очереди. Вот вырвали желудок. Вот схватили и вынули печень. Вот отщипнули кусок легких. Порылись в кишках, устроив из них винегрет. А вот взялись за сердце и тянут, тянут бесконечно долго. И нет этим страшным мучениям конца.
Вдруг его встряхнули за плечи. Громкий, но не грубый, даже вежливый голос спросил:
– Вам плохо? Помочь? Поедете в больницу?
Гарик отчаянно замотал головой и даже ответил:
– Нет.
– Дайте номер телефона родственников, мы сообщим им о смерти вашей матери.
«Откуда они знают, что это моя мать?» – удивился Гарик. Наверное, он все-таки что-то отвечал им. Увидел на столе документы, ее паспорт и пенсионное удостоверение. Как они оказались на кухонном столе? Неужели сам принес? Он не помнил ничего.
Наконец, они уехали. Та ночь была жуткой. Он просидел до утра на полу в коридоре. Спать не мог. Смотрел на проем двери в ванной, где все еще горел яркий желтый свет, слепящий глаза. Вдруг оттуда выплыл черный столб с дуплом-пастью. От него исходил знакомый воющий звук: «Мам-м-м… Мон-н-н… Мам-м… Мон-н…». Гарик даже обрадовался. Сейчас дупло его проглотит, и он снова окажется в красивой счастливой жизни и забудет весь этот ужас. Но столб стоял перед ним и гудел, гудел, вызывая страшную головную боль и звон в ушах. Лишь с рассветом он начал бледнеть и постепенно растаял, исчезнув. Гарик так и не сомкнул глаз.
13. Появилась Зоя, чадо дорогое
То была великая ослепляющая радость, не сравнимая ни с чем. Заглянув однажды в крошечные серьезные мудрые глазки, Гарик понял, что пропал. Жизнь разделилась на «до» и «после», это расхожее выражение он слышал много раз и лишь теперь отчетливо понял, что это значит. Зоя разбудила в нем безграничную любовь. Гарик и не подозревал, что способен на такое чувство. Он полюбил дочь эгоистично и жадно, фанатично даже, как божество. Раньше он не любил детей. Он и теперь их не полюбил. Ненавидел их плач, капризы, суетливость, назойливость. Терпеть их не мог. Но его дочь не имела к ним никакого отношения. Он любовался ею, находя ее высшим созданием этого мира.
К тому времени красочные картины богатой жизни полностью исчезли из его снов. Они перебрались в реальность. Сны стали явью. Помимо купленной в центре роскошной квартиры Гарик вскоре приобрел двухэтажный особняк в пригороде и обставил его самой изысканной дизайнерской мебелью, обзавелся статусным автомобилем, нанял водителя, няню для дочки, охранника, кухарку и уборщицу. У Оли появилось с десяток шуб из ценного меха и несметное количество драгоценных украшений. Наступило время благоденствия. Его время. Только радости от нахлынувшего долгожданного богатства он совсем не испытывал. На этом свете его удерживала лишь дочь. Где-то глубоко, на подсознательном уровне, таилось ощущение, что душа умершей матери переместилась в нее.