Дорога к Потаенному озеру

Гарик вернулся к Артамиру. Слова рвались из него наружу, словно рой жужжащих пчел, сдерживаемых в запечатанном улье. Он открыл рот, и они высыпали из него сумбурной мешаниной, лившейся непрерывным потоком до тех пор, пока не закончились. С языка сорвалось последнее словечко, и Гарик, наконец, замолчал. Лишь слезы беззвучно катились по щекам, попадая на губы, и он чувствовал их соленый вкус. Гарик боялся, что Артамир ничего не поймет. Решит, что у него «съехала крыша» или отнесется к нему с презрением. Ведь Гарик ничего не утаил. Выложил все, и про смерть матери, и о заказном убийстве Лии и ребенка. Такие поступки невозможно не осудить. Гарик понимал, что мог некоторые подробности и не рассказывать, но все это само из него вывалилось. И теперь стоял он, опустив голову, будто в ожидании приговора.

– К Потаенному озеру тебе надо, – произнес Артамир после долгой паузы. – Только вот отвести не смогу. Ногу сломал недавно. Крыша на доме потекла, как снег таять начал. Полез да вместе со снегом и рухнул. Вот, лежу теперь.

– Расскажи секрет. Я сам пойду.

Воцарилась тишина. Спустя пару минут Гарик первым ее нарушил:

– Я знаю, что секрет семейный. Но жизнь уходит из дочери с каждой минутой. Проживет ли она еще хоть неделю? Твоего выздоровления точно не дождется.

– Я тебе помогу. Но знай: может так случиться, что и дочь не спасешь, и сам погибнешь, – сказал Артамир тихо.

– Согласен на все, – ответил Гарик, не раздумывая.

– Ладно. Сходи на Омкар, посиди у Коловрата, подумай и успокойся, – сказал Арамир. – Сегодня поужинай, но мяса не ешь. С завтрашнего утра три дня без еды будешь, на травяных отварах.

– Три дня? Долго!

– Будешь делать, как скажу. – В голосе Артамира зазвенели стальные нотки.

– Что, если она не доживет?

– Ты меня слышал.

– Я сам пойду, уже сегодня. Три дня – долго это! – продолжал спорить Гарик.

– Сходи на Омкар. Остыть тебе надо.

Гарик побрел к выходу. Проходя мимо спальни, где оставил Зою, заглянул с замиранием сердца. Старушка сидела на краю кровати, в руках – глиняная кружка и ложка в ней.

– Вот, морсу клюквенного семь ложечек выпоила, – прошептала она.

Гарик вошел, нагнулся над спящей дочкой. Ему показалось, что у нее даже лицо слегка порозовело. На душе немного полегчало. Вдруг Зоя заворочалась, открыла глаза и выблевала себе на подбородок кровавую жидкость.

– Что это? – Гарик испуганно отпрянул.

– Морс, – старушка вздохнула. – Не принял желудок. Не хочет работать.

– О, Боже! – Гарик со стоном вышел из комнаты.

Багровый круг солнца коснулся линии горизонта. Улица, ведущая на окраину, пустовала. Звенящую тишину время от времени нарушал лишь лай собак, да под ногами хрустел рассыпчатый песок. «Вот ведь странно!» – вновь удивился Гарик. Песчаная дорога посреди деревни. Чуть поодаль, за околицей, грязища непролазная, а тут чисто и сухо. Песок быстро на солнышке высыхает, вода вся вниз уходит. И вот идет он широкой светлой дорогой, и кажется ему, что выведет она его из черноты.

На Омкаре было хорошо. Ему даже немного полегчало. Гудящий звук «Мам-м– мон-н!», сопровождающий его все это время с момента последнего разговора с Саней (с черным идолом, демоном, монстром из потустороннего мира, Бог знает, с кем…), стал тише. Будто просто кровь стучит в висках. Гарик остановился у обрыва, с которого два года назад сорвался Кирилл, заставивший повернуть в сторону взбесившуюся лошадь, несущую на себе его жену и дочку знакомых. Что за песню он спел перед смертью? Слова стерлись из памяти, но смысл Гарик помнил. Кирилл просил у Бога крылья. Здесь, стоя на высоком берегу Тары и глядя на чайного цвета реку, изгибающуюся петлей вокруг полуострова Тюп, только о крыльях и можно было мечтать. Так хотелось взлететь ввысь, чтобы оттуда, сверху, насладиться этой сказочной дремучей красотой! За спиной шумел сосновый бор, и Гарик вдруг с удивлением заметил, что шум его, то нарастающий, то стихающий, напоминает шелест накатывающей на берег морской волны. Откуда-то из глубины леса до него донесся нежный женский голос, затянувший жалобно:

«Ой, головушка бедо- о-овая,

Ой, судьбинушка тяже-о-олая,

Шел ты до-олго, долго,

Силы потерял,

Длинною дорогою шага-ал.

Шел ты до-олго, долго,

Силы потерял,

Длинною дорогою шагал.

В кровь истерты ноженьки уста-алые,

Дали отшагали все ж нема-алые,

Только го-о-оре, горе,

Поздно ж ты узна-ал,

Что не той дороженькой шагал,

Только го-оре, горе,

Поздно ж ты узна-ал,

Что не той дороженькой шагал».