Дорога к себе

По сути, Ультуна была огромной шпионской сетью: подчиненные Альмаро следили за всеми важными фигурами в городе. В итоге Магистр знал все слабые места чиновников, аристократов, приближенных короля, а значит, обладал истинной властью. Всегда можно было, потолковав с нужным человеком, убедить его действовать в интересах Ультуны, устранить неугодных, протолкнуть или, напротив, отменить тот или иной закон. Этим, собственно, Ломенар и занимался: следил и «толковал», впрочем, как и многие в Цитадели-под-землей. Временами ему давали и иные поручения: получить раз в декану-две плату с торговцев, прибегавших к помощи ультунцев, сопроводить ценности или оружие в безопасное место, быть связным при передаче важных сведений… И все это главным образом ночью. Теперь-то ему не приходилось опасаться ночных прогулок, даже в самых неблагополучных кварталах: во-первых, он почти всегда был не один, а во-вторых, опасались уже его и ему подобных.

Первое время Ломенару приходилось прикладывать усилия, чтобы не вспоминать Рунара, Йорэна, Академию; но вскоре он обнаружил, что воспоминания стали тускнеть — совсем они, конечно, не исчезли, но силой его воли были загнаны вглубь, где уже не могли причинить боль.

Не сказать, чтобы он нашел друзей в Ультуне, но из тех, с кем ему доводилось тут работать, симпатию или по крайней мере интерес вызывали семеро. Прежде всего та троица, которая и привела его к Альмаро: даэн Грун, уриск Вириг и, конечно, Иннер — кстати, единственный тейнар среди обитателей Ультуны. Ломенар сразу заподозрил, что это неспроста, но ни о чем Иннера не спрашивал, тем более что о себе тоже не собирался рассказывать. Остальными четырьмя были еще один даэн, Угни, и люди — Бенну из Бьёрлунда, Аскур из Сехавии и Одвар, уроженец Виарена. Такое разнообразие нравилось Ломенару — наконец-то он чувствовал себя своим среди таких же, как он. В даэнах его привлекали добросовестность, основательность, редкое спокойствие, но если даэна вывести из себя… О, это был настоящий ураган! Уриски же внешне были отражением породившей их стихии, Металла: такие же непроницаемые, яркие и холодные, но ради тех, кому удавалось завоевать их расположение, могли пойти и в огонь, и в воду.

А еще Ломенара необъяснимо притягивал сам Темный Магистр: полуэльф частенько украдкой наблюдал за ним, пытаясь понять, кто же он такой. Не человек и не амдар, это ясно, но кто тогда? Альмаро не подходил под описание ни одного из известных Ломенару народов; было в нем что-то особенное, некая тайна, и мало кто отваживался прямо выдержать взгляд его удивительных глаз — черных, глубоких, в которых бродили странные отсветы. Никто не знал, откуда он пришел в Виарен и где жил до этого, и сам он ни разу об этом и словом не обмолвился. Казалось, он был здесь всегда; и в то же время Ломенар чувствовал, что Магистр чего-то ждет: какого-то знака, не иначе, после которого все должно измениться.

Дважды Альмаро отдавал ему приказ убивать. Ломенар счел это скорее проверкой, нежели важным поручением: уж слишком незначительной помехой казались жертвы, но с готовностью отправился на задание. В первый раз было трудно. Он прогонял перед внутренним взором все сцены, которые могли вызвать в нем злость: лицо Аллака, обрекающего на смерть бедного старика, Измиера, приговорившего Ниледа к казни, и толпу, безучастно на это глядящую… Наконец, он представлял тело Рунара, которого наверняка отравил кто-то из этих двоих или такой же подонок. «Все они одинаковы», — внушал он себе. И все равно от мысли, что придется убить человека, не имеющего отношения к его врагам и, по сути, ничего ему плохого не сделавшего, Ломенара кидало в дрожь. Добравшись до жертвы, он просто приказал себе: «Надо» — и, ощутив странную пустоту, нереальность происходящего, вонзил кинжал человеку в грудь.

Потом накатили слабость и тошнота. Ломенар тащился по городу, с трудом понимая, куда идет; было желание завалиться в ближайшую таверну и пить вино до тех пор, пока не потеряет сознание или, по крайней мере, не перестанет соображать. Вместо этого он добрел до Ультуны, никому не сказав ни слова, прошел в свою комнату и рухнул на кровать. Его не мучили кровавые образы, не являлись кошмары, просто он ощущал себя скверно. Тошнило от всего вокруг, а больше всего от себя, и ни одна мысль не доставляла радости. Так что он пустил в ход свое излюбленное средство: погрузился в чтение. Только далекие миры и необычные приключения, описанные хорошим мастером слова, заставляли его позабыть обо всех неприятностях и отвлечься от дурных мыслей.

Когда через пару декан Альмаро снова отдал ему подобный приказ, все прошло гораздо проще. Приказ главы Ультуны уже воспринимался как нечто само собой разумеющееся. Видимо, Магистр решил, что подчиненный вполне надежен: впоследствии долгое время таких приказов не было.