— Сила во всем и везде. Для одного это — день, для другого — ночь. Кто-то находит ее в ускользающей вибрации нот, кто-то в танце цветов на полотне картины. Кто-то в счастье, кто-то — в боли. Для кого-то сила — мощь, или слабость, или дуновенье ветра, или смех ребенка, или… любовь. Но одно неизменно: пока ты не найдешь то, что будет лишь твоим, ты останешься беспомощным даже на вершине власти.
— Ты сам ответил на свой вопрос, — не отвел взгляда Ильдар, словно не замечая тени сомнений, которыми дернулось сердце Римана.
— Двое отступников для нашей семьи… не слишком ли много…
Вопросом не прозвучало, но Ильдар не затянул паузы:
— Наши пути были связаны еще до нашего рождения. Мы — создания деда, плоть от плоти его, результат долгих размышлений и безрассудных планов. Кто мы, чтобы нарушить задуманное? Я принял его волю, ты — тоже. Так к чему…
— Мария у Гросса, — прервал его Риман, поднимаясь. — Когда мы начали этот разговор, она была уже у него.
Ильдар довольно улыбнулся, став похожим на мальчишку, наконец-то получившего в свое безраздельное пользование заинтересовавшую его игрушку.
— Я — знаю.
— Ильдар…
— Не нужно, брат! — резко сорвав улыбку со своего лица, оборвал Римана Ильдар. — В этой встрече я нуждался не меньше, чем ты. Ты признал мое беспокойство… Твой враг выставил достойного воина, выбрал правильную тактику, сумел первым нанести удар.
— Я бы…
— Не говори мне очевидного! — нахмурился Ильдар. Вроде и младший, но… ему было известно предназначенное Риману, и он был готов стать его опорой на том пути, который предстояло пройти. Не одному, им обоим. — Ты бы справился и сам, но потерял силу, необходимую для следующих битв.
— Ты видел будущее… — принимая сказанное, кивнул Риман. Стоял он теперь в центре малого зала для медитаций… где все и должно было произойти.
— Я вижу настоящее, которое еще не случилось, — поправил его Ильдар, — но это не отменяет главного. Оно совершается именно сейчас и здесь…
— Я это уже слышал, — не то чтобы скептически, но не без иронии произнес Риман.
— Он сделал все, как ты хотел. Он шел за тобой, стал твоим врагом, хотя мог бы называться другом, он жил этой местью, он засыпал с ней и с ней же встречал свет нового дня. Он мог бы обрести семью, любимую женщину, покой. Но он ни на миг не предал вашего противостояния, придя туда, куда ты его вел. Вам осталось немного: тебе — проиграть, ему — отпраздновать победу.
— Ты сам сказал, — скривился Риман, — что он все поймет.
— Ты ведь отдал ему дочь адмирала?
— Я иногда боюсь нашего родства, — старший Исхантель поднес бокал к губам. Слова брата вновь всколыхнули память.
Про то, что наступит день и Риман станет эклисом, решил не он — Ильдар, стоя на нижней ступени храма, главой которого он успел стать за ушедшие в прошлое годы. Ветер кидал хлопья снега им в лицо, мороз щипал кожу, но ни один из них этого не замечал, глядя, как в ночи теряется похоронная процессия.
Кубок отравленного вина, переданный Ильдару правящим жрецом, принял их дед, сделав свой выбор. Между жизнью и смертью… настоящим и будущим. Рожденный бездарным он сумел то, что оказалось неподвластно больше никому — пройти полный путь посвящения, используя совершенно иные способности.
Открывшейся правды эклис ему не простил, но избавиться решил от… младшего из двух внуков. Наказание, соразмерное содеянному…
Это была его ошибка — дед даже в смерти поступил по-своему. Опустошив кубок до дна одним глотком, резанул себе ритуальным кинжалом вену на руке, наполнив его собственной кровью… за миг до того, как небытие застило ему взгляд. Вся вина рода, за которую он заплатил, заслужив почести, не полагавшиеся ему при жизни.
На прощании с мятежным жрецом были все, кроме них двоих и отца. Для того дед уже давно был мертвым.
— Шторм поймет, что это — мой подарок лично ему, — продолжил Риман спустя долгий миг тишины. Кривая улыбка тронула идеально очерченные губы, во взгляде промелькнуло предвкушение, чтобы тут же раствориться в безмятежном спокойствии. — Я сделаю все, как мы договорились.
— Я буду ждать твоего возвращения, — эхом отозвался Ильдар, признав готовность брата действовать и, растворился в мрачной серости потемневшего экрана. А Риман продолжал стоять и невидяще смотреть в пустоту, чувствуя, как все сильнее становится боль, сжимающая его виски.
До встречи с ментатом, которого нашел для него полковник контрразведки Союза, оставалось еще два дня, а она уже была с ним… Та боль, которую ему предстоит испытать, создавая иллюзию своего падения…
— Это — «Игла», — после короткой паузы произнес Лаэрт, заставив мое сердце сжаться от мрачных предчувствий.
— Что? — несмотря на то, что поймала себя на отсутствии желания знать ответ, спросила я. Шевельнулась, смутно надеясь, что Карин не отпустит, но… тот ослабил объятия, позволяя встать рядом с собой.