Дорога к воде

Блейк не успел бы дойти до следующего убежища до темноты, и потому начал обустраиваться между двумя скрюченными, окосевшими от старости машинами. Он достал веревку, выложил на земле круг — положил куриного бога в голове, сережку с турмалином в ногах, перо справа и кусок синей футболки слева. Кусок футболки был грязным, пыльным, но постирать его было не в чем. Но он все равно напоминал о воде.

Саймон с любопытством походил возле круга, осторожно подтолкнул носком армейского ботинка веревку и спросил:

— И как? Помогает?

— От выстрелов нет, — признался ему Блейк, бросил на землю в ногах моток ниток и принялся растягивать над головой тент.

— Мог бы и пустить внутрь, — Саймон снова подтолкнул круг ногой.

Тень тоже коснулась его краешком, обожглась и отпрянула с шипением.

Блейк сделал вид, что не услышал, и закрыл глаза.

Где-то высоко над головой летел ветер, пел о мире, в котором больше не строили городов.

Ветер этому радовался — ему нравилось, что стало меньше стен. Так было проще летать.

Ночью приходили мертвые, окружили Блейка и принялись шептаться.

Он проснулся, посмотрел на них. Один был лишним — наверное, пришел к Саймону или просто заблудился.

Такое иногда случалось.

Вообще всякое в мире случалось. Блейк в это верил.

Саймон уложил свое тело в машине, неудобно подогнув ноги, и растянулся чернотой на весь автопарк, огибая собой круг Блейка и мертвых.

Спать так тени не нравилось, и Саймон беспокойно шевелился — подергивал краями.

Было ясно и звездно, и немного голодно.

Блейк потянулся в рюкзак, достал бутылку воды и сделал небольшой глоток. Это помогло заснуть.

Утром он проснулся первым. Тень втянулась в машину — подальше от розоватого раннего света, и пыталась урвать последние минуты сна.

Блейк не стал мешать, отошел к краю свалки, к проржавевшему грустному пикапу.

Пикап молчал о том, что хотел бы ехать вперед — по петляющей лесной дороге, сквозь запахи сырой земли и листьев.

Он еще мог бы завестись, или, по крайней мере, думал, что сможет — если бы кто-нибудь дал ему немного бензина и нашел ключи.

Блейку было его жаль.

И его, и лес, по которому тот хотел ехать. Блейк проходил там три дня назад — высохшие деревья стояли мертвые, тянулись в небо белесыми ветками.

Среди них Блейк видел умирающую дриаду — неповоротливую от обезвоживания, неспособную идти дальше. Она тоже направлялась в горы, но опоздала. Вода ушла раньше.

Блейк задержался — она попросила — говорил с ней, пока она еще могла говорить скрипящим сухим голосом.

— Запомни меня, — попросила она напоследок. — Отнеси память в горы. Если дойдешь, отдай воде.

Блейк согласился.

Утро было свежим, и ветер вернулся, пролетелся над свалкой и погладил пикап по пыльному лобовому стеклу.

Блейк нарисовал в пыли дерево.

— Болтаешь?

Саймон проснулся, выполз из машины, покачиваясь, тень потянулась, разминаясь.

— Слушаю, — Блейк пожал плечами.

Ветер подобрал с площадки пластиковый пакет, гонял туда-сюда.

— Что слышно?

Блейк достал перо из кармана, помахал в воздухе на восток — единственная дорога в горы шла туда.

Понюхал.

Перо пахло смертью и гарью.

— Ничего хорошего.

— Ну и ладно, — Саймон снова потянулся, почесал живот под старой выцветшей армейской футболкой. — Пойдем вместе? У меня еще тушенка осталась.

Глаза-угольки внимательно следили за Блейком из тени, ждали, что он скажет.

— Зачем?

— Ну, не зря же мы встретились. И вдвоем не так страшно.

— Мне и одному не страшно, — честно сказал ему Блейк, но не ушел. Подождал, пока Саймон собирался.

— Никогда не понимал таких как ты.

— Знающих?

— Долбоебов.

Дорога шла неровно, выламывалась плитами — израненная и искалеченная, она терпеливо ждала, когда рассыплется окончательно и перестанет быть.

Многие другие — ее ответвления и повороты, ее друзья, с которыми она переписывалась рокотом проезжающих автомобилей, уже умерли — были похоронены под слоем пыли и песка, раскрошились ошметками бетона.

Эта дорога доживала свое.

Но идти по ней, несмотря на это, было легче, чем искать другой путь.

Саймон болтал — и стелился по земле на десяток метров вперед, хотя солнце светило в лицо, жарило кожу.

Оно было не злее, чем обычно, это воздух истончился, больше не хотел никого и ни от чего защищать.

— Как думаешь, это все? — спросил вдруг Саймон, обводя рукой дорогу, солнце в небе и пыль. — Для планеты все кончилось?

— С планетой все в порядке, — заверил его Блейк, — это только у нас проблемы.

— У кого это «у нас»? Я рискую только шкурой.

— Значит, только у меня.

Хотя на самом деле никаких особенных проблем у Блейка не было — он шел вперед, как и всегда, и жил дальше, пока жилось.

— Уйти не хочешь? — спросил его Саймон.

— Куда я уйду?

— Куда угодно. Хоть к нам.

— Я же не тень.

Саймон снова потянулся вперед, размял края, и они расплылись, пошли рябью, а потом вернулись в прежнюю форму:

— А если бы мог стать?

— Мне и так неплохо.

— Долбоебом?

— Человеком.

На ветках старого дерева висели кости — кошачьи, птичьи и человеческие. Они пахли застарелыми страхом и болью. Кошка и птицы ушли, а ребенок не до конца, призрак остался.

Саймон мог бы его съесть — тени питались такими иногда, но Блейк не дал.