Дорога к воде

Подошел к дереву, поговорил немного — и с ним, и с мальчиком. Дерево изнывало от жары, а мальчик просто был очень напуган.

Его звали Эван, и ему перерезали горло. Огромный, страшный человек, который сказал ему напоследок: «извини, малыш, надо экономить патроны».

Страшный человек принес кости к дереву. И с тех пор Эван сидел там.

Очень боялся, что страшный человек вернется.

— Хочешь, открою тебе дверь? — спросил его Блейк.

— Куда?

— Отсюда, — Блейк подумал и добавил. — Там тебе будет хорошо. Там никто не причинит тебе вреда.

Он позвал ветер — едва дозвался — и тот пролетел над головой, тронул редкие, похожие на карту дорог облака. Эван смотрел за ними мертвыми голубыми глазами.

— Не бойся, — сказал Блейк. — Он подхватит тебя и унесет далеко-далеко.

— В сказочную страну?

— В сказочную страну.

Ветер зачерпнул горсть песка, швырнул к их ногам, рванулся потоком, небесной рекой — вперед и вверх, царапаясь о мертвые ветки.

Эван исчез.

Саймон подошел поближе:

— Дверь в сказочную страну, да? Вот это магия. А я думал, ничего такого уже не осталось.

— Не осталось, — пожал плечами Блейк.

— А куда он тогда ушел?

Когда Саймону становилось любопытно, глаза угольки разгорались ярче. Как два крохотных фонарика.

— Не знаю. Его держал страх. Страх ушел и он ушел.

Стал ветром, вернулся к земле, отправился в резервуар душ, чтобы родиться заново.

Блейк не был проповедником и не мог сказать наверняка.

— И что, это теперь всегда вот так будет?

— Смотря о чем ты.

Какие-то вещи в жизни Блейка были всегда, какие-то случались редко.

— Я о таких вот похоронах, — Саймон повертел рукой в воздухе.

Выглядело почти как у человека. Блейк был впечатлен.

Обычно тени, которые носили тела, двигались дергано, как на шарнирах.

— Это не всегда похороны.

— Но останавливаться мы каждый раз будем?

— Я буду.

Саймона ничто не держало, и он мог идти вперед сколько хотел.

— Ну и ладно. Значит, и я буду.

Но больше им мертвых мальчиков не попадалось.

***

— Мне вообще-то нравились люди. У вас полно положительных качеств. Вы любопытные, суетливые. С вами было как-то повеселее. В клубах так вообще классно, — когда Саймону надоедало идти молча, он начинал говорить.

Голос звучал, будто из трубы.

Блейк молчал — ему сказать было особо нечего. Ему люди никогда не нравились, и в клубах он не бывал.

— Особенно последние лет пятьдесят, продолжил Саймон. — Здорово же. Вы перестали верить во все, кроме самих себя. И можно было хоть на глазах у толпы рога отращивать, все равно никто бы не стал слушать и не поверил бы.

— Ты отращивал? — Блейку действительно стало любопытно.

— Я не умею. Но я знаю одного парня, он рассказывал, что и рога, и крылья сразу отрастил. Так про него даже в местной газете не писали. Решили, что коллективная галлюцинация. Мне вот всегда было интересно, как вы, люди, объясняете себе коллективную галлюцинацию. То есть «мы все это видели, но нам все вместе почудилось»? То есть вы живете все такие из себя личности, каждый индивидуальность и со своим видением мира, и тут вдруг ни с того ни с сего вместе начинаете бредить? Это вообще как?

— Не знаю, — честно ответил ему Блейк. — У меня не было коллективных галлюцинаций.

Дорога уходила вперед, к покосившимся, осыпающимся домам и мимо. Она разветвлялась, растекалась пересохшими сосудами мертвого городка. Единственная живая ветка, как протянутая рука, текла мимо.

На повороте рядом с ней стоял покосившийся столб электропередач. Оборванные провода свисали, как волосы утопленницы.

Столб ни о чем не говорил и ничего не хотел. Он изнывал от жары, как и все вокруг, и ждал ночи — когда хоть ненадолго становилось легче.

На нем висели кости — выбеленные и выцветшие на солнце, такие же, как на дереве, под которым плакал мальчик, но столб был стар, уныл и равнодушен.

Да и кости были пустыми — не хранили в себе ни чужой смерти, ни даже памяти.

Тихо перестукивались на ветру.

— Человеческие? — спросил Саймон.

— Череп собачий, — Блейк кивнул почти на самую верхушку, туда, откуда свисали бечевки — кости крепились на них.

— Ну и сука же тот, кто это сделал, — Саймон сплюнул: в сторону, чтобы не попасть на себя, и вытянулся до самого столба, погладил основание краями и добавил. — Я вообще-то люблю собак. Собаки — это лучшее, что вы, люди, сделали. Как думаешь, собаку можно было бы забрать за Грань? Хотя бы маленькую.

За Грань уходили такие как Саймон и самые разные духи — если добирались.

Собакам там было не место.

— Живую нельзя, — разочаровал его Блейк.

— Что мне за радость от мертвой собаки?

— Ну, всякие извращенцы бывают.

Через полчаса они прошли мимо заваливающегося набок усталого сарая. Тот моргнул провалами пустых окон и вздохнул тяжело.

Блейк замедлил шаг, а потом остановился и повернул назад.

Саймон недовольно дернул краями, недовольно зыркнул угольками глаз и скривил рот – почти по-человечески.

И Блейк снова подумал, сколько же лет Саймон провел с людьми, если настолько освоился.

- Опять сворачивать?