Дорога, которой нет

– Ну а как же! Иначе плохой бы я был прокурор. И весь город, кстати, знал бы, если бы я не распорядился оставить человека в покое, потому что вывести этих престарелых аферистов на чистую воду задача была, прямо скажем, не со звездочкой. Правда, коллеги убеждены, что я таким образом из номенклатурной солидарности покрываю убийцу, а не наоборот, ну да ничего. Многое моя репутация выдерживала, выдержала и это.

– Но как вы догадались?

– Как говорил Шерлок Холмс, дело на одну трубку. Я ведь тоже когда-то заканчивал университет, и мне стало интересно, что такое стала наша альма-матер, ведущий вуз страны или замок Синей бороды?

– И как вы поняли, что не второй вариант?

– Как только узнал о странном переезде Чернова. Вам, молодым, еще не понять, насколько с годами привязываешься к своему жилищу, даже не из сентиментальных соображений, а на чисто физиологическом уровне. Тело помнит, где ступенька, где выключатель, где самое удобное место на диване, где тебе свет падает, чтобы лучше побриться… Стариковские такие штучки, вроде мелочи, но с годами они становятся очень важны. По себе знаю.

– Не выдумывайте, Федор Константинович, вы совсем не старик, – поспешно перебила Ирина.

– И тем не менее ощутил это во всей красе, когда в Москву переезжал. Первую пару месяцев в служебной квартире будто в чужих ботинках ходил. Короче, чтобы пожилой человек вдруг без всякой необходимости переехал, да не просто так, а в жилище других людей, где все чужое… В общем, явно это «ж-ж-ж», как говорил Винни Пух, было неспроста. Вызвал я его к себе под предлогом узнать, не обидели ли его наши доблестные органы, да и расколол. Крепкий он, конечно, орешек оказался, но и я не лыком шит.

– И не выдали?

– А зачем? Авантюра у них была, конечно, идиотская, но на тот момент я как раз пребывал под впечатлением суда над Тарнавским и другого способа избежать колонии для них не видел. Там ведь была не просто статья в эмигрантской стенгазете на общественных началах, как у Тимура, а полноценный бизнес с огромными тиражами и международным признанием. Боюсь, если бы все тогда вскрылось, Союз писателей бедняжку на части бы разорвал еще до того, как мы дело завели.

Ирина засмеялась.

– Кстати, – сказал Макаров с тонкой улыбкой, – вы произвели на Черновых очень хорошее впечатление и, кажется, стали прообразом героини очередного увлекательного романа.

– Жаль только, что не получится про себя почитать…

– О, не волнуйтесь об этом. Времена изменились, и я думаю, что очень скоро весь самиздат и тамиздат будет спокойно печататься у нас на родине. Ну а если вдруг нет, то на правах старого приятеля возьму для вас рукопись на пару деньков.

Она пожала плечами:

– Думаете, будет? Как-то не верится, после стольких лет сплошной цензуры…

– Будет, будет, – засмеялся Макаров, – так что передайте вашему Тарнавскому, если он грамотно разыграет карты, есть реальный шанс слегка компенсировать себе пять лет зоны, войдя в литературу звездой и победителем.

– Федор Константинович, вы действительно думаете, что режим победили такие, как он? – спросил Кирилл, входя в комнату и втаскивая за собой сервировочный столик.

Столик дрожал на тонких алюминиевых ногах, как новорожденный олененок, и посуда на нем тревожно позвякивала.

– О, спасибо, такой сервис… – улыбнулся Макаров.

– Как в лучших домах Лондона и Жмеринки, – сказал Кирилл заезженную шутку и налил гостю темной терпкой заварки, – другого не предлагаю, раз вы за рулем.

Ирине почему-то не сделалось стыдно, что чайные столики по дому катает Кирилл, а не она. Она даже не вскочила нарезать какого-нибудь дополнительного сыра, чтобы показать свое радушие, а самым наглым образом стала есть печенье курабье, запивая чаем с молоком.

– Тимур победитель в том смысле, что достойно перенес выпавшие на его долю испытания, – пояснил Макаров, насладившись ароматом чая, – но думать, что он своими рассказиками пошатнул режим, это слишком много ему чести. Страну погубили не инакомыслящие, а инакомыслие. Не люди, а явление как таковое. Как ни крути, а невозможно вечно жить мимо реальности.

– Почему погубили-то? – вскинулась Ирина. – Наоборот. Сейчас, мне кажется, такой расцвет начнется… Экономика встает на рыночные рельсы, в культуре – гласность, международная обстановка улучшается с каждым днем. В прошлом году такую страшную катастрофу пережили, и ничего, справились.

Мужчины переглянулись и посмотрели на нее почему-то с жалостью, как на дурочку.

– Ваши бы слова, да богу в уши, дорогая Ирина Андреевна, – произнес Макаров с тихой печалью.

Женя мирно посапывал в своей кроватке, Володя тоже угомонился, Егор читал в кровати, но тут уж ничего нельзя было поделать. Ирина помнила себя в его возрасте, тоже дочитывалась до упора, пока глаза не закрывались, а книга не выпадала из рук. Кирилл уселся за вычисления – ему нужно было рассчитать размеры и составить смету макаровского забора. Тихие, спокойные минуты, во время которых Ирине, как кормящей матери, следовало срочно прыгнуть в койку и отключиться.