Дорога, которой нет

Снова разложив на столе снимки, кроме того, что с девушкой, Ирина внимательно вгляделась в них. Приятно и немножко грустно было смотреть на молодого Кирилла, растрепанного, беззаботного и радостного, хоть жизнь всегда была к нему строга. Жаль, что она не знала своего мужа в те времена, что прекрасное время ранней юности с ее жадными страстями и великими надеждами они провели врозь, но жизнь продолжается, впереди много чего еще ждет, и они вместе увидят, как их сыновья переживают эту счастливую пору.

«Ах, юность…» – вздохнула Ирина и тут же рассмеялась от своего стариковского кряхтенья. Если уж грустить по прошлому, то честно, и признать, что если бы она провела зарю жизни не за учебниками и в мечтах о замужестве, а среди неформалов, то влюбилась бы скорее в Тарнавского, чем в Кирилла.

Кирилл видный мужчина, и юношей был очень привлекательным, сам по себе великолепный экземпляр, но Тимур его затмевал, это видно даже на фото.

Даже на противном снимке с девушкой понятно, почему она смотрит на Тимура.

Хотя он не косая сажень в плечах, как Кирилл, и черты лица самые обычные, никакой тебе особой гармонии или прихотливого рисунка рта. Не Пол Ньюман, короче говоря, но даже через фотографию чувствуется в нем мощнейший заряд положительной энергии, та самая мужская самоуверенность, в основе которой не заботливо взлелеянное бабушками сознание собственного величия, а спокойное убеждение, что даже если весь мир против меня, я сам себя не подведу. Ну и что там лукавить, горит в глазах тот самый «пламень томный, наслаждений знак нескромный». В таких мужчин влюбляются весело, радостно и мимолетно.

Итак, после демобилизации Тимур не пошел по кривой дорожке, как можно было ожидать, учитывая тяжелую травму, творческие наклонности и дружбу с таким видным неформалом, как Кирилл.

Он не курил, мало пил и тем более сторонился наркотиков, которые в их среде в те годы были еще редкостью, но уже не экзотикой, добросовестно трудился на скорой, так же добросовестно пел с группой, а в свободное время продолжал сочинять рассказы.

«Сны Сатаны» ожесточенно трясли всеми связями в надежде запустить своего фронтмена на орбиту официальной эстрады, чтобы открыть в группе вакансию солиста. Несмотря на зловещий посыл своих песен, ребята они были добрые и стеснительные и не могли в лицо сказать Тиму, что он им не подходит.

Тарнавский с удовольствием ходил на прослушивания, но везде ему отказывали. Один старенький консерваторский профессор попытался принять участие в судьбе талантливого юноши, но не успел начать заниматься с Тимуром, как его настиг маразм, и добрые родственники быстро сдали деда в интернат, откуда ему было невозможно пропихнуть своего протеже в консерваторию.

Другие специалисты сразу находили в Тимуре какой-нибудь неустранимый изъян. Видимо, никому не хотелось создавать себе столь мощного конкурента.

Примерно так же дело обстояло и с литературными опытами молодого человека. Над рассказами о буднях скорой помощи хохотала вся больница, а это, между прочим, нелегко – рассмешить профессионала байками про его профессию, но издательства и редакции журналов оставались к приключениям медиков так же равнодушны, как прежде к приключениям моряков.

Тарнавский совершенно точно не был тщеславным человеком, например, певческая карьера в подпольной рок-группе вполне его устраивала, несмотря на то что такой голос заслуживал много большего, чем квартирники, кустарные магнитофонные записи и грампластинки из старых рентгеновских снимков. Ему нравилось петь – он пел, а уж слышат его пять человек или миллионы – дело десятое. Только, наверное, это совсем разные вещи – петь для друзей и писать в стол. Добиваться публикации своих текстов заставляют писателя не жажда денег и славы, а какие-то более глубокие чувства, неведомые обывателю. Пусть под псевдонимом, пусть бесплатно, лишь бы только рукопись стала книгой.

Такая жажда обуяла в конце концов и Тимура. Он стал искать протекции среди молодых журналистов, заглядывавших к рокерам на огонек бунтарства, но ребята сами сражались за каждую строчку в газете и ничем не могли ему помочь.

Оставалось только горестно вздыхать, по дороге на работу проезжая на велике мимо писательского поселка с его большими участками и шикарными домами.