Кожа у нее было очень и очень гладкой. Жора считал себя крупным специалистом по этой части. И как специалист поставил ей девять баллов. Десятый балл он приберег для девушки, которую еще не встретил.
Юлечка пристально посмотрела на него и улыбнулась. Ей нравились все молодые люди, старше восемнадцати лет, потому что ей самой было восемнадцать с половиной и она считала ниже своего достоинства связываться с малолетками. Жора выглядел как раз уже не малолеткой, но и не очень зрелым мужчиной. Как раз то, что нужно, подумала она и поставила ему пять баллов за свернутый нос. Шрам на роже, шрам на роже для мужчин всего дороже, подумала она.
Столь близкое знакомство с ее глазами произвело на Жору ошеломительное действие. Ему захотелось совершить что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы удивить. Но он не знал, что именно. Может, пальнуть в небо? – подумал он, сжимая автомат. Нет, лучше кинуть гранату! И потянулся к карману.
– Хочу напомнить, – сказала Вера Григорьевна, – несмотря на то, что нам всем сделали комплексные прививки, надо вести себя максимально осторожно и не совать пальцы куда не надо!
– А также носы и морды! – добавил Пантыкин, демонстрируя на лице явные следы когтей 'гемусов'.
– А я и не совал, – с раздражением ответил Лыткин.
– Совал, совал, – мстительно заметила Юлечка. – Выделывался!
– А тебе какое дело? – начал злиться Лыткин.
В этот момент Борис Пантыкин пустил ракету, и все долго наблюдали, как она умирает в черном небе. Где-то со стороны сухой реки послушался звук крыльев, а потом раздался короткий звериный крик, аналога которому не было в человеческом языке. Что-то близкое: 'Иа-иа-а-а…'
Профессор Александр Ген от испуга надел шлем, которым до этого старательно пренебрегал. А Венгловский с подозрением стал приглядываться к клеткам, накрытым брезентом. Внутри которых кто-то тревожно завозился и запищал.
– А знаете, что? – сказал Лео Гиббард, голландский коллега Яблочникова, высокий и худой, похожий на Поганелля. – Мы ведь сделали научное открытие!
– Нет, это я сделал научное открытие! – вдруг закричал Александр Ген, обращая лицо к равнодушному звездному небу. – Я! Я! Целый день просил вот этого психа, – он показал на Калиту, – поймать хотя бы одного 'гемуса'. А теперь вы пришли и украли у меня научное открытие!
Наступила тишина.
– Коллега, речь идет об открытии морового значения, – напомнил Лео Гиббард.
– А вы помните, что Эйнштейн сказал?
– Что?
– Надо поменьше болтать! А свои идеи держать при себе. Тогда из вас что-то получится!
– Да, в обще-то, ты прав, – согласился Яблочников. – Идеи надо забивать в журналах и на форумах в виде статей.
– А мне как раз мне и не хватает материальных находок, – сказал Ген. – Я ведь теоретик. Если бы я открыл 'гемуса', это прибавило бы мне веса в глазах мирового научного сообщества.
Лео Гиббард промолчал, не поняв и половины из того, что счел нужным сообщить Ген, а Яблочников осуждающе покачал головой.
– Саша… – примирительно сказал он. – На твой век открытий хватит. Здесь с тобой никто не может сравниться.
– Да это так! – согласился Ген. – Но я!..
– Я говорю, хватит. Поверь, я знаю, о чем говорю. Зайди в любые развалины и посиди неподвижно. Ты увидишь непознанное. Кстати, некоторые феномены стали проявляться за границей Зоны.
– Твоими устами да мед пить, – не поверил Ген. – Сидел я в этих развалинах. Ну и что?! Дайте хоть сфотографировать?!
– Это пожалуйста! – профессор поднялся и откинул с клеток брезент.
Всего клеток было четыре. В каждой сидело по 'гемусу'. Ген стал ахать, стал бегать вокруг и щелкать фотоаппаратом. Вспышка то и дело разрезала темноту. Чем больше он фотографировал, тем тревожнее становился профессор Яблочников, а Пантыкин на всякий случай запустил сразу две ракеты.
– Хватит, – попросил Яблочников. – Днем снимаешь еще. Сейчас опасно.
– Ладно, – беспрекословно подчинился Ген и уселся на место. – Подаришь мне одного?!
Профессор Яблочников тяжело вздохнул:
– Понимаешь, не могу. Ну не могу, и все! Мы к этой экспедиции три года шли. Извели кучу денег. Я инфаркт получил. Один переход Зоны чего стоил. Воякам столько отстегнули! Артемьева потеряли!
Вера Григорьевна всхлипнула:
– Это я во всем виновата!
Яблочников рассказал:
– Вел нас контрабандист по имени…
– Дай я догадаюсь, – прервал его Калита, – Хемуля?!
– Да, этот тип, – кивнул профессор Яблочников. – Он же Иван Перчеклин. Довел нас, понимаешь, до городской бани и бросил, сказал, что ему нужно сходить к одному типу. Это не ты случайно? – толкнул он локтем в бок Александра Гена.
– Каюсь, Иван ко мне пришел, – ответил Ген. – Но, клянусь, я ни сном ни духом не знал, что он ведет группу. Ведь его у меня спецназ ждал. Повязали и увели.
– Ах, вот как! – воскликнул Яблочников. – Да. Не сообразил я, что дело швах. Хотя чувствовал, ведь чувствовал, что что-то не так идет, словно судьба захромала. Надо было плюнуть на все и вернуться домой. Бог с этими деньгами. В общем, бросил он нас у этой бани, и прождали мы его пять часов. А что такое пять часов в Зоне? Да через час, считай, на тебя уже охота началась всех, кому не лень.